Денацификация в Западной Германии (1945–1985): медленный, многоэтапный и успешный процесс #

Сесиль Вессье,
(Университет Ренн II, Франция)

Изучение процесса денацификации в Западной Германии стало возможным благодаря множеству доступных архивов. Это исследование освещает медленное развитие событий, прерываемое резкими поворотными моментами, и опровергает стереотип о том, что Нюрнбергский процесс сам по себе решил проблему нацизма в немецком обществе. Кроме того, понимание того, как Западная Германия после нацизма смогла (вновь) стать демократической страной, управляемой на основе верховенства закона, особенно интересно для тех, кто следит за событиями в России. Почему Россия не смогла выбрать такой же путь? Отсутствие Нюрнбергских процессов для преступлений коммунизма — лишь часть ответа.

Для максимально конкретного изучения денацификации в Западной Германии (где наблюдались совершенно иные процессы по сравнению с Восточной Германией) был выбран следующий метод: выбрать определенную и ограниченную группу людей — немцев, занимавших самые высокие и ответственные должности в Sipo-SD (KdS) в Тулуза на юге Франции — и проследить их путь на протяжении последующих десятилетий. Эта работа легла в основу книги¹, в которой развиваются некоторые ключевые моменты, представленные в данной статье, с особым вниманием к трем из четырех основных начальников этого KdS.

KdS — правоохранительные структуры, созданные нацистской Германией на оккупированных территориях. Они включали в себя SD (Sicherheitsdienst, служба безопасности) и Sipo (Sicherheitspolizei, полиция безопасности). Sipo объединяла Kripo (Kriminalpolizei, уголовная полиция) и Гестапо (Geheime Staatspolizei, тайная государственная полиция). Основной задачей KdS было обеспечение контроля нацистской Германии над оккупированными территориями, экономикой и населением, отправка рабочей силы и товаров в Рейх, подавление любого сопротивления, арест евреев и «идеологических противников национал-социализма». Они сеяли страх и подчинялись РСХА (Reichssicherheitshauptamt, Главное управление безопасности Рейха), которое из Берлина руководило всеми полицейскими силами Рейха². Во Франции посредником между KdS и РСХА был BdS (Befehlshaber der Sicherheitspolizei und des SD), расположенный в Париже.

Семнадцать KdS были созданы на территории Франции, и в каждой из них работало от пятидесяти до ста человек. KdS также управляли внешними филиалами: в общей сложности в них работало от 2200 до 2400 человек³. В 1944 году у KdS Тулузы было 192 сотрудника⁴, а в целом на весь период (1942-1944) их было больше. Именно их начальники и судьбы этих начальников нас здесь интересуют.

Нюрнберг, первые процессы и начало «денацификации» в Западной Германии #

В Германии первые процессы над нацистскими преступниками начались уже в 1945 году, и они создавали впечатление, что оккупационные силы действительно проводят серьезную денацификацию. Например, американские войска организовали трибунал в здании лагеря Дахау, где было возбуждено 469 дел против 1672 человек⁵. Первый Нюрнбергский процесс проходил с 20 ноября 1945 года по 1 октября 1946 года. На скамье подсудимых оказались двадцать четыре ведущих деятеля Третьего Рейха, из которых двенадцать были приговорены к смертной казни. Этот приговор продемонстрировал масштаб преступлений и признал гестапо, НСДАП, СС и СД преступными организациями⁶. Затем с декабря 1946 года по апрель 1949 года последовали двенадцать дополнительных процессов, также в Нюрнберге. Эти процессы, организованные исключительно американцами, были нацелены на профессиональные группы: нацистских генералов, дипломатов, юристов, врачей и др. Из 185 человек, представленных перед судом, 142 были осуждены, но около 70% из них были освобождены до окончания срока наказания⁷. Во время этих судебных процессов обвиняемые и их адвокаты разрабатывали стратегии защиты, которые использовались впоследствии. Это, в частности, касалось попыток снижения личной ответственности и акцента на обязанности подчиняться приказам⁸.

Большинство немцев в то время не считали, что совершили ужасные преступления. Историк Иоганн Шапуто объясняет, что с помощью пропаганды нацисты создали логичный и последовательный ментальный мир, в котором убийство миллионов людей, включая детей, оправдывалось необходимостью защиты германской «расы» и/или немецкого народа, якобы подвергавшихся угрозам и нападениям⁹. Именно так, подчеркивает Шапуто, следует понимать заявления «nicht schuldig» («невиновен»), которые произнесили на Нюрнбергском и других процессах обвиняемые: они были убеждены, что действовали правильно, следуя ценностям и законам своего общества¹⁰. Это мировоззрение пронизывало немецкое общество и сохранился даже после поражения.

Однако видимость нормальности вернулась довольно быстро. К 1 января 1947 г. 86 244 из 182 713 заключенных в трех западных оккупационных зонах уже были освобождены. В Германии проводились и другие судебные процессы, но результаты были скромными. По словам журналистки Гитты Серени, в 1945–1950 гг. западные союзники привлекли к суду «от 50 до 60 тыс. немцев, обвиняемых в „военных преступлениях“»; в результате 806 человек были приговорены к смертной казни, и 486 из них были казнены. В то же время проводились «расследования по „денацификации“, касавшиеся всех взрослых в Западной Германии» — задача, которая оказалась «неэффективной», — считает Серени¹¹. Примером может служить дело Карла-Хайнца Мюллера, бывшего начальника гестапо в Тулузе.

Разыскиваемый в Тулузе Карл-Хайнц Мюллер был арестован англичанами в Гамбурге 29 августа 1946 года. Сначала он содержался в Альтонской тюрьме, а затем с 11 сентября 1946 года по 19 марта 1948 года в Нойенгамме, бывшем нацистском трудовом лагере, преобразованном в лагерь для подозреваемых нацистских преступников¹². В этом лагере он был нанят британскими властями в качестве переводчика, сопровождал допросы и занимлся переводами различных документов¹³. Несмотря на это, он всё же прошёл процедуру денацификации. Как и около 16 млн немцев, находившихся в 1946–1948 гг. в американских, британских и французских оккупационных зонах, он должен был заполнить анкету из 131 пункта (Fragebogen), предназначенную для определения степени его причастности к нацизму¹⁴.

Карл-Хайнц Мюллер представился «полицейским комиссаром»¹⁵, которым действительно являлся в 1941–1942 гг., но солгал, утверждая, что не был сотрудником гестапо. Он также заявил, что не состоял в СС, однако признал, что был членом нацистской партии, пояснив, что это было условием сохранения должности в пограничной полиции. Мюллер не сообщил, что возглавлял тулузское Гестапо, а заявил, что был лишь частью команды, охранявшей франко-испанскую границу с ноября 1942 года по сентябрь 1944 года. Смешивая ложь, умолчания и намеренную путаницу, он предоставил «свидетельства» («Persilscheine»¹⁶),(так называемые «Persilscheine»), восхваляющие его заслуги, но написанные родственниками или даже сокамерниками¹⁷: Мюллер якобы помог еврею и пастору, которым угрожало гестапо¹⁸.

Бывший глава гестапо Тулузы предстал перед судом (Spruchkammer) 3 марта 1948 года. Эти Spruchkammern отвечали за денацификацию в Западной Германии до июля 1951 года. В решении суда было указано, что Мюллер работал только в пограничной полиции. Однако, поскольку она полностью контролировалась Гестапо, он также считался сотрудником этой организации и не мог не знать об этом. С другой стороны, его членство в СС не было подтверждено, хотя он имел звание оберштурмфюрера СС. Короткое расследование не выявило участия Мюллера в каких-либо преступлениях, и поэтому он был приговорен лишь к штрафу в размере 3000 марок¹⁹. Однако ему не пришлось платить этот штраф, поскольку он находился под стражей более 500 дней²⁰. Суд отметил, что Мюллер солгал о своей работе в Гестапо, но его настоящая должность в тулузском KdS осталась неизвестной для судей и не была учтена. Более того, в его деле по денацификации не было ни одной анкеты о его деятельности во Франции.

Карл-Хайнц Мюллер был освобожден из Нойенгамме в марте 1948 года и сразу вернулся в свой родной город Люнебург, расположенный в тридцати пяти километрах от лагеря. 15 мая 1948 года он начал работать в местной полиции в качестве простого «служащего» (Beamte)²¹. Палата денацификации для сотрудников полиции в Люнебурге выдала ему сертификат 20 июля. Хотя Мюллер был членом нацистской партии, он якобы никогда не интересовался политикой и отвергал преследование евреев. Его отнесли к категории 4, что позволило ему полностью восстановить свое положение в полиции²². Закон от 5 марта 1946 года определял пять категорий немцев в зависимости от их приверженности нацизму: от категории 1 — «главные виновники» (Hauptschuldige) до категории 5 — «освобожденные» (Entlastete). Существовали также категории 2 («обвиненные» — Belastete), 3 («второстепенные обвиненные» — Minderbelastete) и 4 («последователи» — Mitläufer). Поскольку большинство немцев отвечали с такой же искренностью, как и Мюллер (да, это ирония…), только около 1% из них были отнесены к первым двум категориям²³, а 93% — к последним двум²⁴. Поэтому немецкий историк Лутц Нитхаммер считает, что эта процедура служила скорее реабилитации, чем наказанию²⁵: получалось, что нацизм действительно был, но немцы были практически не замешаны в его преступлениях.

В случае с Мюллером проверки продолжались²⁶ и показали, что он поступил в гестапо 1 марта 1935 года²⁷: он солгал. Поэтому 10 ноября 1948 года его снова допросили органы, ответственные за денацификацию в Люнебурге²⁸. В этот день он заявил, что является офицером связи между начальником местной немецкой полиции и британскими оккупационными властями, однако снова не упомянул ни о своей работе в гестапо, ни о своей настоящей должности в Тулузе. Столкнувшись с фактами, документами и доказательствами, он вновь соврал, отрицал их и представил себя жертвой войны. Это сработало: 1 декабря 1948 года Мюллер стал инспектором уголовной полиции (Kriminalpolizei Inspektor) в Люнебурге²⁹. Ситуация для его бывших коллег из тулузского KdS, заключенных во Франции, была сложнее.

Судебный процесс в Бордо в июне 1953 года и юридическая помощь Германии #

Когда немцы бежали из Тулузы в августе 1944 года, некоторые организационные схемы и списки агентов и сотрудников KdS уже попали в руки французского Сопротивления. В этих списках содержались фамилии, но отсутствовало большинство имен, адресов и дат рождения, а также было мало фотографий, что значительно затрудняло расследования. Тем не менее, в ноябре 1945 года в французских тюрьмах находились 741 239 немцев³⁰. К 31 декабря 1948 года те, кто еще не предстал перед судом и чьи дела не были запланированы, должны были быть возвращены домой в соответствии с межправительственным соглашением³¹. Их возвращение считалось важным политическим вопросом как для Западной Германии, так и для Соединенных Штатов, которые стремились интегрировать Германию в западный блок.

Таким образом, с января 1949 г. во французских тюрьмах оставались только обычные уголовники и подозреваемые или осужденные военные преступники³². Среди них были Гельмут Ретцек и Рудольф Бильфингер, двое из трех последовательных глав тулузского KdS (третий покончил жизнь самоубийством в 1946 г.), и а также некоторые из их бывших подчиненных. Гельмут Ретцек, бывший полицейский, возглавлявший ниццкий KdS после тулузского, был арестован в Дюссельдорфе 4 мая 1949 г.³³, и затем экстрадирован во Францию британскими властями³⁴. Рудольф Бильфингер, бывший офицер СС, также работавший в РСХА в Берлине, был арестован американцами в Чехословакии 6 мая 1945 г.³⁵ и передан Франции в сентябре 1946 г.³⁶ Он отрицал свою вину:

Я невиновен в том, в чем меня обвиняют; я никогда не убивал и не отдавал приказов убивать. Я никогда не грабил и не отдавал приказов грабить. Я запретил своим подчиненным избивать пленных, и думаю, что за то время, пока я командовал тулузским СД, никто не был избит³⁷.

Поскольку многие немцы верили в подобные заявления, поддержка Западной Германии этим заключенным усиливалась.

Созданная в 1949 г., Федеративная Республика Германия (ФРГ) утверждала, что управляется на основе верховенства закона, и с 1 января 1950 г. ее суды получили полномочия заниматься делами военных преступников. Однако, как отмечается в музее лагеря Берген-Бельзен, «нацистские преступники редко подвергались судебному преследованию в 1950-х годах» в ФРГ: «Симпатия к нацизму была широко распространена в немецком обществе; его преступления рассматривались как маргинальное явление³⁸».

Немецкие церкви и благотворительные организации оказывали помощь военным заключенным за границей, и с сентября 1948 г. они начали сотрудничество с немецкими адвокатами, которые могли бы защищать этих заключенных на судебных процессах во Франции³⁹. Кроме того, в конце августа 1949 г. Христианско-демократический союз (ХДС) и Христианско-социальный союз (ХСС), две партии правой ориентации, представили законопроект в Бундестаг (парламент): федеральное правительство должно было взять на себя защиту немцев, находящихся в тюрьмах союзников и подозреваемых в военных преступлениях⁴⁰. Бундестаг согласился создать и финансировать федеральную структуру — «Центральное управление правовой защиты немцев, обвиняемых за пределами своей страны» (Zentrale Rechtsschutzstelle für die im Ausland angeklagten Deutschen, известное как Zentrale Rechtsschutzstelle, или ZRS), базирующуюся в Бонне⁴¹. ZRS было поручено организовать юридическую помощь для 2000 немецких пленников, но, поскольку оно не признавалось странами коммунистического блока, действовало в основном во Франции. Организация собирала оправдательные показания, нанимала и оплачивала юристов, а также разрабатывала линии защиты. Для этих целей, опираясь на нюрнбергскую юриспруденцию, она составляла сборники юридических текстов и аргументов, на которые могли ссылаться адвокаты⁴².

В апреле 1951 г. в заключении во Франции находилось более шестисот немцев, осужденных за военные преступления, из которых 517 еще не прошли судебное разбирательство. Большинство из этих 517 участников были вовлечены в групповые судебные процессы, и девятнадцать таких процессов находились в стадии подготовки. Среди них были дела KdS из городов Анжер, Ренн, Марсель, Тулуза, Бордо и Мюлуз⁴³. Благодаря ZRS и стремлению к франко-германскому примирению, а также из-за страха перед коммунистическим блоком, большинство немцев, находившихся во Франции, вернулись на родину до 1955–1956 годов⁴⁴.

В ходе расследования дела тулузского KdS допросы участились. Однако 11 июля 1951 г. французская военная юстиция в Бордо признала, что из 161 человека, упомянутого в этом деле, 130 не удалось идентифицировать из-за отсутствия информации о их именах, датах и местах рождения. Вместе с тем были названы четырнадцать «присутствующих обвиняемых», то есть тех, чье местонахождение было установлено, из которых шесть находились под стражей. Остальные восемь были освобождены по «временному освобождению» в период с 2 сентября 1950 года по 2 мая 1951 года, поскольку следствие посчитало их исполнителями или административным персоналом. Также были названы восемь «умерших обвиняемых» и девять обвиняемых, местонахождение которых не было установлено; среди последних находился Карл-Хайнц Мюллер⁴⁵. Обвинение добавило к шести «присутствующим обвиняемым», находящимся под стражей, четверых из девяти, местонахождение которых не было установлено: эти десять предположительно были замешаны в военных преступлениях⁴⁶. Однако один из десяти только что умер, другой в конечном итоге не был привлечен к ответственности⁴⁷. Третий был освобожден под залог 26 июня 1952 г. по состоянию здоровья⁴⁸, а четвертый — 8 декабря 1952 г., поскольку обвинения против него, как утверждалось, были не очень серьезными⁴⁹. Оба последних обещали явиться на суд, но не сделали этого. Таким образом, на судебном процессе против тулузского KdS в июне 1953 года присутствовали только двое обвиняемых: Хельмут Ретцек и Рудольф Бильфингер. Шестерых судили заочно, включая Карла-Хайнца Мюллера⁵⁰.

В обвинительном заключении излагаются предполагаемые факты по пунктам, суммируя события, произошедшие в Тулузе и прилегающем регионе во время немецкой оккупации. Эти факты ужасны, но многие из них отсутствуют, в частности, недооценены еврейские жертвы. Далее в обвинительном заключении предполагаемые факты распределяются между обвиняемыми. Для каждого из двух присутствующих будут учитываться только действия, совершенные в Тулузе — не в Ницце, не в Берлине, не в Польше. Этих мужчин судят не за принадлежность к конкретной организации, признанной преступной в Нюрнберге, и не по принципу, согласно которому руководители несут ответственность за все действия своих подчиненных. Их судят только за действия, в которых может быть доказана их личная причастность, и каждое из этих действий рассматривается отдельно. В результате преступления кажутся менее значительными; разбивка по действиям делает невозможным охватить всю нацистскую систему, преступную по своему замыслу, действиям и риторике. Вопрос остается открытым и вновь будет задаваться: кто несет ответственность за нацистские преступления? Те, кто отдавал приказы? Те, кто их исполнял? Те, кто их задумал? Ответ будет меняться с течением времени.

Судебный процесс по делу тулузского KdS начался 9 июня 1953 г. в Бордо перед семью судьями военного трибунала. Он проводился в соответствии с правилами верховенства права, и двое обвиняемых, присутствовавших на процессе, в сопровождении пяти адвокатов — четырех французов и одного немца⁵¹ — использовали эти правила в своих интересах, в частности, благодаря поддержке Боннского ZRS. Было предложено вызвать двадцать девять свидетелей⁵², и их перечисление свидетельствует о тщательности следственной работы. Большинство из них были жертвами KdS, но не все смогли или захотели явиться⁵³. Перед судом Ретцек и Бильфингер много лгали, отрицая, например, что санкционировали пытки⁵⁴, которым подвергались многие свидетели.

Прения закончились 13 февраля. Ретцек был приговорен к четырем годам тюремного заключения, а Бильфингер — к «восьми годам принудительных работ». Оба мужчины были освобождены, так как их время предварительного заключения покрыло приговоры⁵⁵. Однако в современной Германии Ретцек называется «военным преступником⁵⁶», хотя он на протяжении всей своей жизни отрицал совершение таких преступлений, а ответственность Бильфингера в нацистской системе была признана. Приговоры, вынесенные отсутствующим, оказались значительно суровее, чем для присутствовавших: трое, включая Карла-Хайнца Мюллера, были приговорены к смертной казни⁵⁷. Мягкие приговоры, вынесенные двум главным лидерам тулузского KdS, неадекватно оценили преступления, совершенные этой структурой и другими подобными ей. Хотя многие немцы приветствовали эту снисходительность, проблема нацистских преступлений во Франции не была решена, о чем свидетельствуют последующие десятилетия. Тем более что такая снисходительность не была исключением, как показывает историк Бернхард Бруннер в своей фундаментальной книге «Нацистские преступления во Франции и система правосудия в ФРГ»: по его мнению, французское правосудие не было особенно суровым по отношению к лидерам KdS⁵⁸. Это факт.

Осознание преступлений, давление со стороны ГДР и создание бюро в Людвигсбурге #

Бильфингер и Ретцек немедленно вернулись в Германию, где их профессиональное восстановление прошло быстро и успешно, особенно с вступлением в силу нового закона 11 мая 1951 г. Этот закон восстанавливал в профессии государственных служащих, которые после 8 мая 1945 г., например, во время процесса денацификации, были вынуждены покинуть свои должности и до сих пор не нашли эквивалентной работы. В результате закон способствовал «ре-нацификации» западногерманской полиции и определенных секторов, включая юстицию, образование, оборону и информацию⁵⁹.

С 1 сентября 1953 г. Бильфингер был принят на работу в административный суд в Штутгарте⁶⁰, в качестве второстепенного сотрудника, как он писал об этом сам⁶¹. В 1956 г. он стал старшим советником (Oberregierungsrat), а в 1958 г. был назначен советником (Oberverwaltungsgerichtsrat) в самый крупный административный суд Баден-Вюртемберга — в Мангейме⁶². Что касается Хельмута Ретцека, то в 1953 году он вернулся в полицию в Эссене в 1953 г. благодаря поддержке Петера Альтмайера, друга своей семьи и премьер-министра Рейнланд-Пфальца⁶³. Он быстро получил повышение до главного комиссара (Kriminalhauptkommissar)⁶⁴: его карьера снова пошла в гору.

Парижские соглашения октября 1954 года вступили в силу в мае 1955 г. и положили конец оккупационному статусу Западной Германии. Однако Франция не доверяла судам ФРГ и запретила им судить людей, находящихся под следствием во Франции или осужденных заочно⁶⁵. Проблема заключалась в том, что Германия не собиралась выдавать своих граждан, поэтому заочно осужденные фактически оставались неприкасаемыми. Карл-Хайнц Мюллер был одним из них. В 1958 г. он переехал в Целле, очаровательный городок в Нижней Саксонии, в восьмидесяти километрах к югу от Люнебурга, и проработал там комиссаром полиции до выхода на пенсию⁶⁶.

Тем не менее, отношение к нацистским преступлениям в ФРГ начало меняться. В том же 1958 году, благодаря настойчивости прокурора Фрица Бауэра, в Ульме были судимы десять бывших сотрудников Гестапо и СД за уничтожение более пяти тысяч литовских евреев⁶⁷. Вина обвиняемых была доказана, но приговор удивлял своей мягкостью: четыре главных подсудимых получили пятнадцать, десять или семь лет тюрьмы; те, кто «имел на счету всего пятьсот двадцать шесть или четыреста двадцать три жертвы», были приговорены к трем годам⁶⁸. Однако разоблачение этих преступлений в прессе поразило немецкое общественное мнение, которое начало осознавать, что некоторые соотечественники совершили зверства, и что многие нацистские преступники были на свободе и реинтегрированы⁶⁹.

Существовал еще один стимул: ГДР. Несмотря на свои утверждения, она не полностью денацифицировалась, но с 1955 г. стала раскрывать фамилии бывших нацистских юристов, вернувшихся на службу в ФРГ⁷⁰, что позволяло ей ошибочно приравнивать режим ФРГ к гитлеровскому и представлять себя как «хорошую Германию⁷¹», противника нацизма.

Столкнувшись с этой кампанией и изменениями в обществе, министры юстиции тринадцати западногерманских земель создали осенью 1958 г. «Центральное бюро по расследованию нацистских преступлений», (Zentrale Stelle zur Aufklärung von NS-Verbrechen), которое располагалось в Людвигсбурге, примерно в пятнадцати километрах от Штутгарта. Уполномоченное проводить допросы, но не преследовать подозреваемых, это бюро провело в период с 1958 по 2005 г. более 7300 расследований⁷² в отношении примерно ста тысяч человек с помощью своих ста тридцати прокуроров, судей и трехсот полицейских⁷³. Хотя большинство этих расследований не приводило к судебным процессам, бывшие нацистские преступники чувствовали себя все более под угрозой, даже в самой ФРГ⁷⁴. Кроме того, эти расследования позволили создавать архивы, которые теперь доступны всем.

Молодые западные немцы все чаще задавались вопросами о прошлом своих родителей и учителей. Например, в Карлсруэ в 1959 г. была организована выставка под названием «Нацистское правосудие остается безнаказанным». Студенты представляли фактические доказательства, включая фотокопии судебных дел, и говорили о безнаказанности нацистского правосудия⁷⁵. Кроме того, в Западной Германии начали выходить фильмы (например, «Розы для прокурора» Вольфганга Штаудте, 1959) и книги (как «Жестяной барабан» Гюнтера Грасса, 1959), которые рассматривали нацистское прошлое в новом свете⁷⁶. Тем не менее, Ханна Арендт в 1959 году могла подчеркнуть «широко распространенную тенденцию» в своей родной стране «действовать так, как будто 1933–1945 никогда не было». По ее мнению, «эта неспособность взглянуть в лицо реальности прошлого» являлась «следствием организованного чувства вины, которое нацисты взвалили на всех жителей немецкоговорящих стран, включая внутренних эмигрантов, не меньше чем убежденных членов НСДАП и колеблющихся попутчиков⁷⁷».

Возобновление обвинений: «Коричневая книга» #

В этом контексте возобновились разговоры о прошлом Рудольфа Бильфингера: он якобы участвовал в «ликвидации» евреев и политических заключенных в Польше после своего отъезда из Тулузы⁷⁸. Бюро Людвигсбурга, которому было поручено расследование, допросило его 11 февраля 1960 г. Бильфингер, который после освобождения в 1953 году, возможно, считал себя свободным от допросов, вновь должен был раскрыть свое прошлое, на этот раз перед соотечественниками⁷⁹. Кроме того, начали появляться доказательства не только того, как нацисты уничтожали евреев, но и о его обязанностях в берлинском РСХА до назначения в Тулузу⁸⁰. В частности, уже в июне 1941 г. он, по-видимому, не мог не знать о массовых убийствах, совершенных в СССР айнзацгруппами и айнзацкомандами⁸¹. Кроме того, он, кажется, сыграл роль в реализации «решения еврейского вопроса»⁸².

Кстати, Адольфа Эйхмана, ответственного за реализацию этого «окончательного решения», судили в Иерусалиме с 11 апреля 1961 г. Представление ужасных фактов позволило все большему числу немцев осознать масштаб преступлений нацистов и понять необходимость таких судебных разбирательств. Поэтому в 1961 г. было создано два специализированных отделения юристов: одно в Кельне, ответственное за расследование преступлений, совершенных в концентрационных лагерях, другое в Дортмунде, которое пыталось найти нацистских преступников. Более того, благодаря прокурору Фрицу Бауэру, «второй суд Освенцима» — первый состоялся в Польше в 1947 г. — начался во Франкфурте-на-Майне 20 декабря 1963 г. и продолжался до 19 августа 1965 г. Двадцать два офицера СС и капо предстали перед судом за свою роль в управлении лагерем, и выжившие пленники дали показания. Семнадцать обвиняемых были осуждены, и общественность вновь осознала, что «обычные люди», по словам историка Кристофера Браунинга, участвовали в чудовищных преступлениях⁸³. В Западной Германии начались дебаты: почему так много нацистских преступников оставались на свободе? Новое поколение, слишком молодое, чтобы быть замешанным в этих преступлениях, хотело понять, что сделали их родители. Другие расследования уже велись и приводили к новым судебным процессам о лагерях: о Белжеце (1963-1965), Треблинке (1964-1970), Собиборе (1965-1966) и позднее о Майданеке (1975-1981)⁸⁴.

Расследование о возможных действиях Рудольфа Бильфингера в Кракове, не давшее никаких результатов, было закрыто 21 января 1964 г.⁸⁵ Однако 8 августа 1964 г. Бильфингер был допрошен прокуратурой Гамбурга в рамках расследования дела Вильгельма Розенбаума, который в 1944 г. руководил школой Sipo в Рабке, в польских Карпатах⁸⁶: это был «центр для будущих лидеров эсэсовских убийц», как сказал журналист Клод Морган⁸⁷. Менее чем через год Бильфингер стал объектом разоблачений со стороны ГДР.

Летом 1965 года в ГДР вышло первое издание книги под названием «Коричневая книга. Военные и нацистские преступники в ФРГ. Государство, экономика, армия, администрация, юстиция, наука». Это издание распродали настолько быстро, что в том же году вышло второе, расширенное издание⁸⁸. В его введении справедливо указывается, что тысячи людей, ответственных за нацистские и военные преступления, не понесли наказания в ФРГ и занимали там господствующие позиции⁸⁹. Поэтому авторы стремились разоблачить «силы неонацизма и реваншизма», которые при поддержке «американского империализма» хотели «ввергнуть мир в атомную войну»⁹⁰.

Работа, проделанная совместно с восточногерманскими и, вероятно, советскими спецслужбами, впечатляет. Второе издание «Коричневой книги» представляет и суммирует карьеры «более 1900 нацистских чиновников и военных преступников», которые все еще занимают ключевые должности в ФРГ или получают высокие пенсии, предположительно за «услуги», оказанные при Третьем Рейхе⁹¹. В нем упоминается их нацистское прошлое и приводятся многочисленные документы, в том числе выдержки из личных дел. Рудольф Бильфингер представлен как «специалист по „окончательному решению еврейского вопроса“»: пишут, что он участвовал в РСХА во всех фундаментальных дискуссиях по «окончательному решению», и что у ГДР есть подтверждающие документы. Однако в сборнике не упоминается деятельность Бильфингера в Тулузе и Польше, а также судебный процесс 1953 года. В «Коричневой книге» не упоминаются Ретцек и Мюллер, вероятно, потому что эти полицейские не занимали высоких должностей в Третьем Рейхе (в отличие от Бильфингера, они не работали в РСХА) и не имели реальной власти в Западной Германии, а также потому, что авторы сборника проявили мало интереса к тому, что происходило в оккупированной Франции. Вместо этого проводилась демонстрация: целое поколение юристов, родившихся в первом десятилетии XX века и причастных к нацистским преступлениям, вернулось к власти в Западной Германии или осталось у власти.

«Коричневая книга» резко оборвала карьеру Рудольфа Бильфингера⁹² — кажется, часть информации была опубликована в памфлете еще до выхода сборника. Бывший начальник тулузского KdS был отстранен от своих обязанностей в марте 1965 г.⁹³ 18 марта его снова допросили западногерманские коллеги, а 29 марта он написал для суда в Штутгарте текст, тон которого сильно отличался от того, который он использовал на предыдущих допросах⁹⁴. На этот раз Бильфингер пытался продемонстрировать, что его безупречная карьера в Третьем Рейхе была лишь видимостью, за которой скрывались множество трудностей, совсем другие желания и даже споры. Он, конечно, преувеличивал, искажал реальность, а порой и лгал, но по-своему пытался оправдать себя⁹⁵.

Тем не менее, 31 мая 1965 г. Бильфингера заставили уйти в отставку; на тот момент ему было шестьдесят два года⁹⁶. «Коричневая книга», несомненно, оказала схожие последствия для других юристов. Не говоря уже о том, что время шло, и это поколение начинало уходить. Например, Хельмут Ретцек, став главой речной и канальной полиции (Wasserschutzpolizei) в Дуйсбурге, вышел на пенсию в 1967 г.⁹⁷ Однако против него и/или Бильфингера в течение многих лет возбуждались другие дела. Ни одно из них не привело к суду, но два бывших начальника тулузского KdS больше не могли считать себя неприкасаемыми в своей стране. Тем более что Бундестаг продлил срок давности за убийства, совершенные во время войны, сначала до 1969 г., затем до 1979 г., и в 1979 г. он постановил, что эти убийства и геноцид не подпадают под срок давности⁹⁸. Каждый военный преступник может и должен быть судим, даже если эти преступления были совершены десятилетиями ранее, и даже если этот военный преступник снова стал одним из видных деятелей в ФРГ, где многие бывшие нацисты занимали высокие политические должности.

Расследования Кларсфельдов #

Один из них, христианский демократ Курт Георг Кизингер, был избран канцлером Западной Германии в декабре 1966 г. Кизингер вступил в нацистскую партию 1 мая 1933 г. и занимал должность заместителя директора зарубежной радиопропаганды Третьего Рейха. Беата Кларсфельд, дочь немецкого солдата и жена французского еврея, чей отец был депортирован, заявила:

По сравнению с Кизингером, кто такой палач Освенцима? Садистский палач. Но тот, кто подстрекает других к садизму, тот, кто распространяет клевету о народе, который, как он знает, обречен на уничтожение, занимает исключительный ранг в исключительном преступлении⁹⁹.

Этими словами она подчеркивала важность роли пропагандистов. 7 ноября 1968 г., почти через тридцать лет после Хрустальной ночи, Беата Кларсфельд публично дала пощечину Кизингеру, чтобы, как она объяснила, «засвидетельствовать, что часть немецкого народа, и особенно молодежь, возмущена присутствием во главе правительства Федеративной Республики Германии нациста, который был заместителем директора гитлеровской пропаганды за рубежом»: «Мы больше не хотим этой Германии и отказываем немцам, которые играли ведущую роль в Третьем Рейхе, в праве участвовать в немецкой политической жизни»¹⁰⁰.

С этого момента Беата Кларсфельд и её муж Серж начали разоблачать и других нацистских преступников, даже тех, кто был хорошо интегрирован в западногерманское общество. Кроме того, франко-германское соглашение, подписанное 2 февраля 1971 г., отменило положения 1954 г. и позволило провести повторное судебное разбирательство в Западной Германии над людьми, заочно осужденными во Франции. Однако многие немецкие депутаты отказались ратифицировать это соглашение, и оно вступило в силу только с февраля 1975 г. С этого момента Карл-Хайнц Мюллер и около тысячи человек в аналогичной ситуации могли быть повторно судимы в Германии, если это действительно было нужно.

В ФРГ началось расследование в отношении парижского BdS, и в 1976 г. немецкие юристы отправились во Францию, чтобы ознакомиться с файлами, собранными французскими военными трибуналами¹⁰¹. Сдвиг за последние двадцать пять лет стал очевиден: эти юристы больше не хотели помогать своим соотечественникам избегать правосудия, а, наоборот, намеревались выявить тех, кого следует преследовать. Но они не всегда принимали активные меры.

Тем временем, давно замалчиваемая тема Холокоста, игнорируемая во время послевоенных судебных процессов, приобрела все большее значение. Дело парижского BdS быстро стало известно как «дело „окончательного решения еврейского вопроса“ во Франции»¹⁰². Увеличилось количество допросов бывших членов французских KdS, в том числе Бильфингера, который, среди прочего, подтвердил, что Карл-Хайнц Мюллер действительно был главой Гестапо в Тулузе, хотя Мюллер это отрицал¹⁰³.

Службы доктора Герлинга, прокурора Кельна, стремились узнать больше о деятельности Мюллера во Франции. Поэтому 28 сентября 1976 г. его допросила инспекция уголовной полиции города Целле¹⁰⁴. Он рассказал коллегам о своей биографии¹⁰⁵, смешав ложь, отрицания и искажения, и заявил, что ему «не в чем себя упрекнуть»: «Как член пограничной полиции и член тулузского KdS я никого не арестовывал и не лишал свободы каким-либо иным образом¹⁰⁶». Он также утверждал, что никогда не участвовал в «принудительных мерах» против евреев и не отдавал приказов или инструкций на этот счет¹⁰⁷. Когда ему предъявили конкретные документы, он сказал, что их не узнает и не помнит¹⁰⁸. Хотя есть трупы убитых людей; были арестованы и депортированы мужчины, женщины, дети, многие из которых не вернулись, бывший начальник тулузского гестапо продолжал утверждать, что не имел к этому никакого отношения.

Однако через несколько месяцев после этого допроса французский адвокат Серж Кларсфельд обнаружил в Нью-Йоркском архиве одиннадцать документов, в которых Карл-Хайнц Мюллер отдавал приказы об аресте и переводе евреев в лагерь Дранси за «деятельность, враждебную Рейху¹⁰⁹». Кларсфельды быстро выяснили, где жил Мюллер, и 12 января 1978 г. они отправили пресс-релиз в агентство France-Presse: бывший глава тулузского Гестапо, осужденный заочно в Бордо в июне 1953 г., находился в Целле (Нижняя Саксония) и до своей отставки был главным комиссаром полиции. Но Мюллер сразу же заявил, что не был главой тулузского Гестапо¹¹⁰.

17 января Серж Кларсфельд встретился с прокурором Герлингом. Последний заверил, что не сомневается в том, что бывший комиссар полиции города Целле является человеком, приговоренным к смертной казни в Бордо в 1953 г. Затем Серж Кларсфельд передал прокурору Герлингу фотокопии документов, найденных в Нью-Йорке, и по возвращении во Францию объявил, что немецкая полиция начала расследование¹¹¹. Однако тулузская газета La Dépêche сообщила об отрицаниях бывшего полицейского: «Я НЕ ПРИНАДЛЕЖАЛ К ГЕСТАПО. Я НЕ НЕС ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА РАЗЛИЧНЫЕ МЕРОПРИЯТИЯ, СОВЕРШЕННЫЕ В ТОТ МОМЕНТ В ТУЛУЗЕ¹¹²». Но уже было доказано, что Мюллер состоял в Гестапо с 1935 года. Он постоянно врал.

Документы, найденные Сержем Кларсфельдом, были представлены Карлу-Хайнцу Мюллеру 1 марта 1978 г., и последний признал «возможным», что он когда-то подписал указ об аресте двадцати семи евреев, включая двухлетнего ребенка, но утверждал, что «узнал о судьбе этих евреев только после войны¹¹³». Допрошенный снова 26 сентября 1978 г., он наконец признал, что возглавил тулузское Гестапо и подтвердил свою подпись на представленных документах¹¹⁴. Но процесс затянулся, и Мюллера не судили во второй раз. Зато он был осужден частью своего общества, что, возможно, намного важнее.

Немецкое общество тогда действительно менялось. Четыре эпизода телесериала «Холокост» были показаны в Западной Германии в январе 1979 г.; каждый показ сопровождался прямой дискуссией с историками. Сериал посмотрели двадцать миллионов человек, или 48% взрослого населения страны¹¹⁵, и, по словам писательницы Жеральдин Шварц, их охватил «сдержанный гнев […] против государственных органов, обвиняемых в невыполнении своего долга памяти¹¹⁶». С тех пор никто не мог сказать, что не знает о нацистском плане уничтожения европейских евреев, о его практических мерах и чудовищных последствиях. Через три месяца после этих передач Бундестаг постановил считать геноцид не подлежащим исковой давности. Это решение было принято как в свете показа сериала, так и в результате трех обсуждений в Бундестаге о неподлежащем исковой давности, состоявшихся с 1960 года.

В том же году Кларсфельды организовали в кельнской ратуше выставку «Депортация евреев из Франции» и раскрыли факты, которые были малоизвестны в Германии¹¹⁷. Кроме того, Курт Лишка, бывший глава Sipo-SD в Париже, и двое его заместителей, Герберт Хаген и Эрнст Хайнрихсон, которых также нашли Кларсфельды, предстали перед судом в Кельне с 23 октября 1979 г. по 11 февраля 1980 г.¹¹⁸ После четырех месяцев слушаний их приговорили соответственно к десяти, двенадцати и шести годам тюремного заключения. Осознавали ли они преступный характер своей прошлой деятельности? Скорее всего, нет¹¹⁹. Но этот суд все-таки стал символом: те, кто отдавал приказы и стал причиной десятков тысяч смертей, хотя не всегда пытали сами и не убивали собственными руками, были наказаны.

Все более ангажированное немецкое общество: «За фасадами» #

1 марта 1980 г. кельнская группа по расследованию нацистских преступлений сообщила, что дело против Бильфингера и четырех других членов тулузского KdS было передано в прокуратуру Штутгарта¹²⁰. В результате допросы бывших членов этого KdS стали еще более частыми. Карл-Хайнц Мюллер был снова вызван 12 мая 1980 года, на этот раз по делу BdS во Франции. Однако он заявил, что физически не в состоянии предстать перед допросом, ссылаясь на проблемы с сердцем, и поэтому не является «vernehmungsfähig.» Этот термин будет повторяться: он означает, что его хрупкое здоровье якобы не позволяет ему предстать перед судом. В июле 1981 года прокурор в Штутгарте закрыл дело против Бильфингера¹²¹, утверждая, что тот уже был осуждён в Бордо за те же самые факты. Тем не менее, Карл-Хайнц Мюллер был вызван на новый допрос 26 мая 1982 года по подозрению в убийстве бойца французского Сопротивления. Но он считал это подозрение абсурдным, отказался от допроса и прислал новую медицинскую справку, объявляющую его навсегда «vernehmungsunfähig¹²²». Хотя он больше не хотел объясняться, все понимали роль и функции начальника местного Гестапо. В обществе уже происходили и другие изменения.

В марте 1982 года в Целле была опубликована коллективная книга, положившая конец молчанию о причастности жителей города к нацизму¹²³. «За фасадами. История немецкого города» была подготовлена четырьмя людьми с очень разными профилями: двумя юристами, родившимися в 1920 и 1927 годах, которые знали, что такое нацизм, и двумя молодыми людьми, родившимися в Целле в 1955 и 1958 годах, и пришедшими из «альтернативной» среды, близкой к профсоюзным движениям¹²⁴. Их целью было раскрыть то, что скрывалось «за фасадами» города, где «порядок важнее свободы¹²⁵». Двадцать шесть авторов этого сборника в основном жили в Целле или родились там. В своих статьях они сосредоточились на том, что происходило во времена Третьего Рейха, и, что еще более важно, на том, что осталось от этого периода или вновь появилось в связи с ним, например, на крайне правых движениях. По мнению авторов, денацификация почти не имела места: Целле был «городом немецкой преемственности¹²⁶». Некоторые авторы упоминали об «элитах» города¹²⁷, которые в большинстве своем приняли нацизм, в основном по расчету и из конформизма, и продолжали свою профессиональную деятельность после войны. Авторы также возвращались к молчанию, царившему в Целле: разговоры о Берген-Бельзене, лагере, расположенном примерно в двадцати километрах от города, или об Анне Франк, которая лежала со своей сестрой в братской могиле этого лагеря, оставались табу¹²⁸. Но местные жители, уверяли авторы, знали о нацистском насилии и тогда.

Один из текстов в «За фасадами» посвящен Карлу-Хайнцу Мюллеру: «Невинность начальника Kripo», четыре страницы, написанные Эккартом Шпоо, сорокалетним журналистом¹²⁹. Шпоо упоминает Инес Фридман, которой было два года, когда в начале 1944 года эсэсовец по имени Мюллер отправил ее из Тулузы в лагерь Дранси, указав причиной этой депортации «деятельность, враждебную Рейху». Он «всегда давал эту причину». Шпоо рассказывает, как Кларсфельды нашли Мюллера и как он все отрицал. Журналист также утверждает, что местная полиция на протяжении десяти лет писала заявления о бывшем главе тулузского гестапо, но прокурор Люнебурга ничего не предпринял. Вместо этого Мюллер выставлял себя жертвой. Он говорил о «скандале» и «Sauerei» (грязи), и, по словам Эккарта Шпоо, «в среде Целле такой человек, как Мюллер, наверняка чувствует себя невиновным». Таким образом, он был так же невинен, как и многие бывшие нацистские кадры вокруг него. Но Инес Фридман больше нет в живых¹³⁰.

В этом городе, где Мюллер жил и работал уже двадцать пять лет, вещи были названы своим именем. Через несколько месяцев после публикации этой книги он снова заявил, что слишком слаб, чтобы предстать перед юстицией. Что касается Хельмута Ретцека, то 1 сентября 1983 года кёльнская команда сообщила, что судебное разбирательство против него прекращено из-за его смерти¹³¹. Поэтому ни одно судебное решение не оценивало, какую роль Ретцек играл или не играл в депортациях евреев из Ниццы.

Гражданское общество продолжало свою работу. В Люнебурге, родном городе Мюллера, осенью 1982 года была создана группа, которая занялась изучением того, как нацизм захватил власть в городе. В ее состав вошли учителя, студенты, врачи и «активные граждане» — примерно те же профили, что и в группе, написавшей «За фасадами». Первым результатом их работы стала выставка «Захват власти» (Machtergreifung), проходившая с 25 января по 2 февраля 1983 года в ознаменование пятидесятой годовщины 1933 года. Сопровождаемая фильмами, лекциями и беседами с очевидцами, она привлекла 14 000 человек — успех для города такого размера¹³².

Профессор Дирк Штегман, специалист по истории Люнебурга, считает, что именно с этой выставки началось изучение истории нацизма в городе¹³³. В 1983 году. Тем более, что это исследование также привело к публикации в 1984 году первой книги, всесторонне и критически исследующей местный нацизм¹³⁴. Кроме того, профессор Штегман отмечает, что именно после этой выставки была создана в Университете Люнебурга рабочая группа по региональной истории¹³⁵.

В 1985 году исполнилось сорок лет со дня окончания Второй мировой войны, и некоторые жители региона желали наконец сказать то, о чем все еще молчали. В первый раз, в апреле 1985 года, официальная пресса Целле сообщила, что 8 апреля 1945 года в городе были убиты жители, бежавшие депортированные пленники¹³⁶. В другой статье указывалось, что некоторые жители деревень вокруг Берген-Бельзена знали в то время о том, что происходило в лагере: «Мы знали, но любого, кто осмелился бы что-то сказать, немедленно пригвоздили бы к стене¹³⁷».

В ознаменование сороковой годовщины в прекрасной муниципальной библиотеке Целле была организована выставка «Целле на войне, сорок лет спустя», подготовленная авторами книги За фасадами и их командой. Об этом нейтрально сообщила местная газета. По данным газеты, картинки и документы — многие из них ранее неизвестные — были вывешены на 35 панелях, и они давали «представление о повседневной жизни жителей Целле во время войны». Выставлялись также изображения Берген-Бельзена и военнопленных, а также рассказывалось о «деле Мюллера» и «истории Александра Ермольчика, который жил в Целле под именем Крюгер¹³⁸». В газете не было сказано ничего больше о Мюллере или о Ермольчике, который, как сообщается, был военным преступником и дезертиром из Советской Армии, о чем, якобы, знали с 1964 года. Однако в газете добавлялось, что организаторы выставки пытались «на основе этих двух случаев показать, как система правосудия ФРГ расправляется с преступлениями нацизма¹³⁹». Не уточнялось, что оба мужчины были обвинены в таких преступлениях и не понесли за них наказания.

Тулузский журналист Уг Бейлин, чей дед, арестованный в Тулузе в 1941 году, был депортирован в Освенцим, посетил эту выставку. Он рассказал в тулузской прессе, что сограждане Карла-Хайнца Мюллера узнали, кем был «их бывший начальник полиции». Мюллера даже пригласили «прийти на публичное собрание […], на котором присутствовали две его жертвы: Макс (на самом деле Альберт) Ротшильд и его сын Пьер», приехавшие из Тулузы. Макс/Альберт Ротшильд «был арестован вместе со своей женой оберштурмфюрером СС Мюллером в 1944 году, затем депортирован в Освенцим», откуда «его жена не вернулась». Их сына, которому тогда было два года, чудом нашла и спасла бабушка. Уг Бейлин продолжал:

Отставной начальник полиции не появился в библиотеке Целле. Но многие из его сограждан были удивлены, обнаружив биографию человека, которому было поручено много лет заботиться об их безопасности. На выставке представлены ранее не опубликованные документы того периода. Рядом с таблицей, в которой перечислены фамилии нацистских кадров, ныне проживающих в Целле, панели рассказывают о Тулузе и деятельности Мюллера. Есть списки людей, арестованных Мюллером, и фотокопии отчетов, оправдывающих эти аресты, например, арест Инес Фридман за «антигерманскую деятельность», хотя ей было всего два года…»¹⁴⁰

Прошлому была дана оценка в речи президента Рихарда фон Вайцзеккера, произнесенной 8 мая 1985 года в Бундестаге. В тот день президент Германии призвал своих соотечественников «смотреть правде в глаза»: во что бы они ни верили до 8 мая 1945 года, с этой даты стало ясно, что они служили «бесчеловечным целям преступного режима». Поэтому для немцев 8 мая было не поражением, а «освобождением»: от «бесчеловечности и тирании нацистского режима¹⁴¹». И, впервые заговорив об «освобождении» в связи с окончанием войны, президент фон Вайцзеккер предал забвению термины Zusammenbruch или даже «военное поражение» (Kriegsniederlage), которые использовал Мюллер и те, кто оплакивал падение нацизма¹⁴². Он также указал, что ни война, ни изгнание с восточных территорий, ни раздел Германии — вопросы, которые были в центре внимания немцев — не произошли бы, если бы Гитлер не пришел к власти в 1933 году¹⁴³. Он добавил, что не существует коллективной вины или невиновности: вина и невиновность могут быть только индивидуальными. Но немцы обязаны «сохранять память живой», потому что без памяти не может быть примирения¹⁴⁴.

Заключение #

Денацификация в ФРГ прошла несколько этапов. Во-первых, действовало правосудие западных союзников, которое раскрыло нацистские преступления и устранило некоторых высокопоставленных нацистов, особенно во время Нюрнбергского процесса, однако это быстро прекратилось. Затем последовали иностранные суды, которые во Франции соблюдали правила верховенства права, но не спешили с вынесением решений и были легко обмануты. Это отчасти произошло потому, что немцы организовали усилия для того, чтобы их соотечественники как можно быстрее вышли из французских тюрем. К концу 1950-х годов в Германии начался поворотный момент — новые судебные процессы, а также фильмы, театральные постановки и книги открыли умы и изменили восприятие прошлого. Эта работа продолжалась в 1960-х годах: молодые немцы начали публично осуждать бывших нацистов, которые все еще работали в университетах, системе правосудия или государственной администрации. ГДР способствовала этим открытиям, хотя сама не была безупречна в вопросах денацификации.

С конца 1960-х годов в ФРГ возросла потребность в знаниях и наказании. Появился новый фактор: Кларсфельды начали искать и представлять публике документы и нацистских преступников — Name and shame, как мы говорим сегодня. Часть немецкого общества отреагировала и потребовала судебных процессов. Особенно с конца 1970-х годов немцы, отвергавшие нацизм, проводили исследования, устраивали выставки и дебаты, в том числе на местном уровне. Об этом свидетельствует коллективный сборник «За фасадами» в Целле и выставка о захвате власти нацистами в Люнебурге. Это показывало, что эти немцы взяли на себя ответственность за денацификацию, закрепили ее в переосмысленной национальной идентичности и тем самым посылали мощный сигнал своим соотечественникам, судебной системе и политическим лидерам. Многие продолжают эту работу сегодня в Люнебурге¹⁴⁵, Целле¹⁴⁶ и других местах.

Вопреки убеждениям многих в Центральной и Восточной Европе, особенно в России, глубокая денацификация по-настоящему началась в Западной Германии только в 1960-х годах и стала более заметной с конца 1970-х, когда этого пожелала растущая часть общества. Судебные процессы, хотя и важные, были лишь одним из элементов, способствующих повышению осведомленности. Немецкому обществу пришлось пройти долгий путь, чтобы понять, что нацизм в своей основе — преступная идеология. Это потребовало времени, восстановления добрососедских отношений и внутренних дискуссий, которые не блокировались государством, как сейчас блокируются дискуссии о советских преступлениях в России. Но результаты налицо: сегодняшняя Германия является демократией и государством, управляемым верховенством закона.

DOI: 10.55167/51f0cdee24ed