Колонизация коми-народа: история и современность #

Одёль Комик

Откуда появился коми-народ? #

Исследователи обнаруживают предков коми-народа во II тысячелетии до нашей эры в районе впадения в Волгу рек Оки и Камы. После этого наступил длительный период миграции этого народа на Север: сначала предки древних пермян распространяются в Прикамье, а уже в I тысячелетии до нашей эры носители пермского праязыка проникают на территорию современной Республики Коми.

В середине I тысячелетия нашей эры древнепермская этнолингвистическая общность в Прикамье разделилась на предков коми и удмуртов. Часть населения мигрировала в бассейн реки Вымь и нижней Вычегды, где смешалась с носителями ванвиздинской культуры. В результате их взаимодействия в IX–XIV веках здесь сложилась вымская культура, соотносимая с летописной Пермью Вычегодской, а в Прикамье — Пермь Великая¹. Исторически этот период можно считать началом формального разделения народа на коми и коми-пермяков. Переселенцы же из Прикамья стали преобладающим элементом на реке Сысола и верхней Вычегде на территории современной Республики Коми.

Прото-коми имели устойчивые торговые и культурные связи с прибалтийско-финским населением, волжскими булгарами, восточными славянами и степными ираноязычными племенами. Позднее, в процессе взаимодействия с окружающими этносами, в состав коми вошли ассимилированные группы вепсов, русских, ненцев и манси.

Данные этого взаимодействия отразились на антропологическом облике и отдельных компонентах культуры коми, что привело к образованию в его составе отдельных этнолокальных групп. Это подтверждают и генетические данные: соматологические обследования коми выявили преобладание сублапоноидного вятско-камского антропологического типа как у коми-зырян, так и у коми-пермяков, что сближало их с удмуртами и некоторыми другими группами финно-волжских народов. У северных и западных этнографических групп зырян также были зафиксированы беломорский и восточно-балтийский тип, а также уральский тип у северо-восточных групп, что объясняется контактами с ненцами, хантами и манси. Также исследования 1980-х годов показали, что в отличие от коми-пермяков и удмуртов, краниологический тип коми-зырян является восточнобалтийским, сходным с карелами, ижорой и среднечепецкими удмуртами².

Само слово коми, присутствующее в этнонимах обоих коми-народов, является автонимом, тогда как пермяки и зыряне — это русские экзонимы. Они оба попали в древнерусский язык из прибалтийско-финского (древневепсского) источника и означали пермоязычных жителей восточной по отношению к вепсам окраины.

Этноним коми может происходить от названия реки Кама или же родственен венгерскому hím и мансийскому хум — что означает «мужчина, человек»³.

Слова зырь, зырянин происходят от слова syrjä — «граница», слова пермь, пермяк — от perä maa — «задняя земля». Однако в творческой элите имеет хождение и версия происхождения экзонима зыряне от слова зырны⁴. Название зыряне в форме сырьяне впервые упоминается в житии святого Стефана Пермского в XV веке, и в 1570-х годах экзоним зырянин уже окончательно закрепляется за современными коми-зырянами, вытесняя общее название «пермь», которое впервые встречается во вступлении старейшего из известных списков летописи «Повесть временных лет» в начале XII века.

В настоящее время существует несколько версий происхождения этнонима коми, из которых выделяют две наиболее правдоподобные:

• от названия реки Кама, таким образом, словосочетание коми-морт («мужчина из народа коми, человек из народа коми») дословно означает «живущий на реке Каме»;

• этноним сравнивают с венг. hím, манс. хум «мужчина, человек».

Некоторые авторы считают, что завершение формирования идентичности коми-зырян относится к XVII–XVIII векам⁵. Однако остаётся неясным, на каком основании базируется это утверждение и что под ним подразумевается. Если иметь ввиду формирование этноса, то это слишком поздно, если подразумевать пространственную (территориальную) локализацию (в том числе дифференциацию на коми-зырян и коми-пермяков), то она постоянно изменяется, если же речь идёт о формировании политической нации, то это слишком рано. Неопределённость этого вопроса во многом обусловлена дефицитом осмысления процесса колонизации, в ходе которого и в противоборстве с которым выкристаллизовывалась национальная, социокультурная и политическая идентичность коми-народа.

Этапы расселения и колонизации коми-народа #

Историю колонизации коми-народа можно начать с XII века, когда Пермь попала под власть Новгородской республики, а затем (с XIII века) началась славянская — сперва новгородская, то есть суздальская, а затем ростовская — колонизация территорий традиционного расселения коми-народа. Начало этих процессов было связано с добычей природных ресурсов, в частности, меха и соли.

В начале XIV века на Вычегодской земле начался процесс христианизации — усилиями епископа Стефана Пермского на земли коми распространилось влияние Москвы. Христианизация Коми края стала ключевым, фиксируемым «документами», моментом начала его колонизации, и несомненно, этот процесс не был взаимным и мирным. Вплоть до настоящего времени историки и религиоведы, как близкие к христианству, так и далекие от него, расходятся в оценках колониализма и роли, которую сыграли в нем христианские церкви, ставя под вопрос, были ли местные народы совсем примитивными, а грубое вмешательство в их историю по-настоящему благодетельным⁶. Однако ни у кого нет сомнений в том, что христианские миссионеры запятнали себя поддержкой антигуманной политики колонизаторов и своим непосредственным участием в порабощении, эксплуатации и даже гибели многих автохтонов и их исторического наследия. Обращая в христианство, миссионеры пытались заменить местные культуру, обычаи, традиции и, конечно, верования, которые продолжали господствовать среди зырян и соседствовали с православием⁷. Более того, значительная часть исследователей полагает, что в конце XIV–XV веках на территории коми епископ Пермский обладал правами сюзерена⁸, то есть политической властью.

В советской и современной истории христианизация коми-народа преподносится как безусловно положительное явление. Более того, в ряде источников создается иллюзия «добровольного» ее принятия, тем самым осеняя кровавый и драматичный процесс колонизации ореолом святости. Такой интерпретации способствует тот факт, что о христианизации коми-края мы знаем исключительно из «жития», в котором исторические события подаются очень односторонне. Между тем, процесс колонизации был не только насильственным и далеким от святости, но и гораздо более извилистым и непоследовательным, чем кажется. Так, даже «коми-азбука», будучи одной из первых среди финно-угорских народов, на самом деле в повседневной жизни не употреблялась и постепенно сошла на нет параллельно с завершением активной фазы колонизации. Это, к слову, лишний раз свидетельствует о ее предназначении: она была изобретена как инструмент христианизации и стала неким промежуточным этапом в процессе аккультурации и ассимиляции коми-народа.

Согласно официальной версии, в 1364 году великий князь Дмитрий Иванович Донской «взверже гнев» на ростовского князя Константина и отнял у него Ростов, Устюг и «пермские месты устюгские»⁹. Мысль молодого священника Стефана послужить миссионерскими трудами «отечеству» соответствовала политике Москвы. Он приступил к переводу на великопермский язык богослужения православной церкви. Для составления великопермской (зырянской) азбуки Стефан воспользовался буквами греческого, славянского и древнетюркского алфавитов. В 1379 году, около 40 лет от роду, получив благословение епископа Герасима, иеромонах Стефан возглавил миссионерский поход в пермские земли¹⁰. В 1383 году митрополитом Пименом Стефан был поставлен первым епископом новой Пермской епархии. В своей епархии он с размахом приступил к храмостроительству на средства, отпускаемые из Москвы («жалованием князя великого Дмитрия Ивановича и бояр его почал строити святые церкви и монастыри»), и ревностно уничтожал все культовые памятники язычества («кумирници пермскии поганые, истуканные, изваянные, издолбленные боги их в конец сокрушил, раскопал, огнём пожегл, топором посекл, сокрушал обухом, испепелил без остатку…»)¹¹. Народные предания содержат сюжеты о борьбе Стефана с тунами — колдунами, рассказы о плавании его на камне, истории о наказании или награждении жителей отдельных сёл и животных определённых видов. Заручившись поддержкой устюжан, Стефан достиг местечка Пырас (современный Котлас) при впадении в Северную Двину реки Вычегды и начал проповедовать христианское учение. Затем Стефан перенёс свою деятельность к пермскому селению Йемдын (современная Усть-Вымь), где находилось крупнейшее языческое святилище. После его разрушения здесь была сооружена первая в крае церковь, а позже — владычный городок с Михайло-Архангельским монастырём. Согласно каноническому «житию», у Стефана случился конфликт с Памом-сотником, называемым «знаменитым кудесником, волхвам начальником, знахарям старейшиной»¹², который активно агитировал местное население против Москвы.

«Житие» сообщает о споре Стефана с Памом-сотником, называемым «знаменитый кудесник, волхвам начальник, знахарям старейшина»¹³. Пам агитировал зырян: «Не слушайте Стефана, который пришёл от Москвы. А от Москвы может ли добро прийти? Не оттуда ли к нам тягости приходят, дани тяжкие и насилие, тиуны, и доводчики, и приставы?». После долгого словесного диспута разрешить спор об истинности веры было решено через два испытания: Стефан и Пам, взявшись за руки, должны были пройти через горящую избу и подо льдом реки Вычегды (спуститься через одну прорубь, а подняться через другую). Пам, несмотря на принуждение Стефана пройти испытание, отказался. Народ в негодовании отдал его Стефану со словами: «Возьми его и казни, потому что он подлежит казни и по нашему старому обычаю должен умереть», но Стефан отпустил Пама¹⁴.

Так ли это было на самом деле — вопрос открытый. Предания о Стефане Пермском начали появляться с XV века, часто не соответствуя его житию. Предания можно разделить на две группы: церковные и народные¹⁵. К созданию первых был причастен Епифаний Премудрый, описавший в «Житии Сергия Радонежского» молитвенное общение на расстоянии маковицкого подвижника со Стефаном. К этому же типу следует отнести «историю построения Усть-Вымского городка» в Вымско-Вычегодской летописи. Народные предания включают в себя сюжеты о борьбе Стефана (Степана) с тунами (колдунами), рассказы о плавании его на камне, истории о наказании (награждении) жителей отдельных сёл и животных определённых видов. Если церковные предания могут иметь под собой историческую основу, то народные, безусловно, являются частью устного творчества. В сфере почитания святого эти два типа преданий вполне могут смыкаться, в том числе и сегодня. Однако эксперты полагают, что в этом описании ощутимы следы колониального прочтения (интерпретации) исторических событий. Современные коми живут в противоречивой идеологической (религиозной) ситуации. С одной стороны, главная площадь в столице республики названа именем Стефана Пермского, с другой, имеются предания о Паме-сотнике, мифы о чуди, которые сопротивлялись христианизации.

В XVI–XVII веках коми заселили верхнюю Вычегду, а в XVIII–XIX веках — реки Печора и Ижма. Вместе с тем, выходцы из коми-края были в числе основателей и жителей большинства возникших в Сибири городов. С XVIII века большую роль у коми начинают играть отхожие промыслы. У коми-пермяков был развит отход на плотницкие работы в другие регионы. Коми-зыряне в поисках заработка уходили в Сибирь и на Север, занимались валянием валенок, кузнечным делом¹⁶. Таким образом, для коми была характерна высокая территориальная мобильность, в том числе и в связи с колонизационными процессами.

В XVIII–XIX веках коми в основном проживали в Усть-Сысольском и Яренском уездах Вологодской губернии. В первой половине XVIII–XIX веков они переселялись в Мезенский уезд Архангельской губернии. В XIX веке значительное число коми-зырян и коми-пермяков осело на Алтае. В начале 1870-х коми основали несколько поселений на территории современной Омской области. Во второй половине XIX века большие группы коми-ижемцев поселились в Зауралье, а группа коми-ижемских оленеводов из-за нехватки пастбищ перебралась на Кольский полуостров.

По результатам Всероссийской переписи 1897 года коми (родной язык — зырянский) было 153 618 человек. Из них в городах проживало более 4% от численности всего народа (6340 человек)¹⁷.

В своей первой аналитической работе «Колонизационные вожделения»¹⁸ тогда юный уроженец Коми края, а в будущем крупный социолог П. А. Сорокин четко выделяет реальные проблемы колонизации. Он констатирует, что замедляющаяся колонизация Сибири и непрекращающаяся земельная теснота заставляют правительство подыскивать всё новые и новые фонды земель, куда можно было бы «сплавлять безземельный, голодный и беспокойный народ», чтобы найти ту «золотую середину» в решении земельного вопроса, когда «и волки будут сыты, и овцы целы». За период с 1908 по 1909 годы на небольшой юго-западной территории края Коми побывало целых три подготовительных экспедиции. Участником одной из них был Питирим Сорокин. Учёный скептически относился к задачам экспедиции, отмечая, что обычно миссия таких подготовительных экспедиций выражается в том, чтобы оправдать свое существование: в своих итоговых отчётах они доносят, что ими открыты громадные фонды земель, устроено столько-то переселенческих участков и т. п. информацию. После этого начиналась «колонизационная горячка», когда многие семейства продавали весь свой домашний скарб и на собранные гроши отправлялись на «новые места». Однако, в конце концов, добрая половина из них бывает вынуждена вернуться к «разбитому корыту». Сорокин приводит красноречивый пример: из 300 семейств, переселившихся в Никольский уезд Вологодской губернии, половина ушла обратно.

Сорокин перечисляет также следующие недостатки и приписки в работе экспедиций, формирующих статистические данные:

• сам начальник экспедиции Соколов работал в основном «дистанционно» и предпочитал контролировать политические и прочие убеждения ее участников;

• собранные данные нельзя считать адекватными, так как опросы крестьян проводились на русском языке, а большинство языка не знали;

• многие статистики «просто-напросто не знали арифметических дробей»;

• сотрудники экспедиции спрашивали мужиков об урожайности хлеба в пудах, а те измеряли овинами, уже отсюда урожайность была завышена минимум на 50 процентов;

• скрывалась реальная цель экспедиции, рассказывались сказки, что ее цель — расширить пахотные земли коренного населения;

• сами коренные жители писали челобитные с разрешением на дополнительные земли и луга, но вопрос не решался, в связи с чем они обращались к отхожим и лесным промыслам, к охоте и рыболовству, а некоторые сами уходили в Сибирь.

Сорокин заключает, что колонизаторы не обращают внимания на экономическое положение коренного населения, и все эти манипуляции стали слишком обыденными для истории российской колонизации, и что земства сопротивлялись подобным экспедициям. «Таким образом, усиленно раздуваемая теперь колонизационная политика при современной ее организации, помимо нерационального расходования народных денег, ведет к разорению переселяющихся семейств и колонизируемых мест»¹⁹.

Практика организованных переселений крестьян на Север, в Сибирь и на Дальний Восток была возобновлена после Октябрьской революции 1917 года и продолжалась вплоть до 1960-х годов. В дальнейшем переселения как таковые приобрели другие формы и относились не только к крестьянству. В позднесоветское время они производились в таких формализованных формах, как, например, ударные комсомольские стройки. В Республике Коми к таковым можно отнести строительство лесопромышленного комплекса в Сыктывкаре, а также города Усинск, практически базового центра добычи и транспортировки нефти на Северо-Западе России, включающего в себя Республику Коми и Ненецкий автономный округ.

У современной сырьевой колонизации (газо-нефтяного проклятья, имеющего место быть в северных регионах) имеется параллель в средневековой российской истории. Сначала Новгородское государство (уже тогда началась колонизация Коми края), потом Московское княжество зависели от экспорта меха. Но поскольку вокруг Новгорода белка кончалась, новгородцы шли дальше на север и на восток в Коми, Югорскую землю и Западную Сибирь. Впоследствии на огромных пространствах Северной России и Урала белка была выбита и наступил экономический упадок Новгорода. Массовый экспорт сырья стал невозможным и ненужным, что и подорвало экономику, основанную на экспорте только одного определенного ресурса.

После этого началась история Московского государства, которое тоже в большой степени зависело от меха, но меха другого — от соболя. После победы Ермака над сибирским ханом через Сибирь поехал караван, а в нем две тысячи соболиных шкурок, 500 шкурок черной лисы, сколько-то шкурок горностая²⁰. Коми были включены в процесс колонизации Сибири, сами были колонизаторами (пусть даже и просто проводниками), на что указывают названия населенных пунктов и фамилии, которые носят в своей основе этноним «зыряне», распространенный аж до Якутии и Дальнего Востока. В конце концов, и соболь тоже был выбит, а энергия колонизации перешла на Аляску. Гигантская территория была занята российским государством с целью добычи, транспортировки и экспорта меха. Потом этого меха не стало или спрос на него упал, а в ведении российской власти осталась огромная территория. Эта территория, уже завоеванная, подлежала новой, вторичной, а именно — внутренней — колонизации.

Для нормального межнационального развития страны и регионов необходимо не замалчивать факты бывших столкновений и всех методов подчинения народов имперской властью. Необходим и анализ роли человеческого фактора в ходе присоединения и совместного сожительства, поскольку очевидно, что в России характер взаимоотношений определялся в результате взаимодействия носителей очень похожих, но разных «цивилизаций». Первыми представителями русского народа и русской власти в регионах, с которыми вступали в контакты коренные народы, были, как известно, «государевы служилые люди» и охотники-промысловики («промышленные люди»).

Торный путь к формированию политической нации #

Началом формирования политической нации коми-народа можно считать 22 августа 1921 года. Тогда в составе РСФСР была образована автономная область Коми (Зырян) с центром в Усть-Сысольске (нынешнем Сыктывкаре)²¹. В неё вошла бóльшая часть Печорского уезда Архангельской губернии, весь Усть-Сысольский и бóльшая часть Яренского уезда Северо-Двинской губернии.

Этому процессу предшествовала борьба и подготовка масштабного проекта литератора и общественного деятеля Дмитрия Батиева (1896–1941) по созданию «Зырянской Советской Социалистической Республики». Его план был полон неординарных предложений: например, речь шла о создании отдельной Зырянской армии в составе РККА и об организации печати журнала о коми-народе на французском языке для зарубежных читателей. Площадь Зырянской АССР, предложенная Батиевым, почти в семь раз превышала размеры современной Республики Коми и охватывала такие территории, как низовья реки Печоры, Прикамье, земли, населённые коми-пермяками, ненцами, а также часть островов Северного Ледовитого океана, в том числе архипелаг Новая Земля. Одновременно за объединение коми-зырян и коми-пермяков в едином национально-государственном образовании выступал и один из основателей Коми-Пермяцкого автономного округа Фёдор Гаврилович Тараканов (1900–1997). Оба общественных деятеля впоследствии были репрессированы.

Согласно переписи 1926 года, коми составляли 92,2% населения автономной области. Всего же в СССР проживало 226 383 коми-зырян²². С середины 1920-х годов в автономной области проводилась политика «зырянизации» («комизации»), и к 1927 году на коми-язык были переведены все коми-школы первой ступени. Во второй половине 1930-х в основном был завершён перевод школ повышенного типа на родной язык обучения. В 1929 году автономная область коми-зырян вошла в состав новообразованного Северного края, а уже в ноябре 1936 года была преобразована в Коми АССР в рамках РСФСР. По переписи 1959 года, численность коми-зырян в СССР составляла 287 027 человек²³.

Однако уже к 1960-м годам значительно изменился национальный состав населения республики, а Закон СССР об образовании 1958 года предоставлял родителям детей нерусской национальности право выбора языка обучения для своих детей. Эти меры сократили долю школ, ведущих обучение на коми-языке. Кроме того, началось сокращение преподавания на национальном языке как на родном — к 1972 году обучение на коми-языке проводилось только первые три класса начальной школы. В начале 1980-х коми-язык присутствовал официально лишь в 30 школах республики. В 1970–1980-е годы число детей, изучающих коми-язык как отдельный предмет, сократилось с 25 до 15 тысяч человек.

С 1992 года регион был преобразован в Республику Коми в рамках Российской Федерации. В 1990-е годы, после того, как коми-язык был признан в качестве одного из государственных языков в республике, начался подъём в его изучении. С 1990 по 1999 год количество учащихся общеобразовательных школ республики, изучающих коми-язык, увеличилось на 13%. В 1999–2000 учебном году коми-язык как родной изучали уже в 161 школе.

Однако постепенно национальный фактор в республике всё больше начинает отходить на второй и даже на третий план. Незначительные факты «сопротивления» изучению коми-языка относились лишь к так называемым «территориальным маргиналам». Большинство представителей не-коми населения всегда относилось к коми-языку спокойно и в целом поддерживало или относилось нейтрально к изучению национального языка. Тем не менее, голос «противников» изучения коми-языка всегда был более громким и более агрессивным в силу ощущаемой поддержки со стороны государства.

Как уже отмечалось ранее, со второй половины ХХ века у коми-народа происходит уменьшение доли тех, кто считал язык своей национальности родным. Сравнительный анализ ответов на вопрос о родном языке позволяет сделать недвусмысленные выводы: даже у народа, имеющего свое национально-государственное образование, со времени переписи 1970 года до микропереписи 1994 года включительно происходило сокращение удельного веса лиц с родным языком своей национальности. К 2020–2021 годам родным коми-язык назвали уже порядка 17–18% респондентов, тогда как русский — 80%, а другие языки — 2,5% опрошенных. При этом коми-язык как родной называли в основном жители муниципалитетов с преобладающим коми-населением.

Столь резкое сокращение имело целенаправленный характер и отражало государственную национальную и языковую политику. Так, в августе 2017 года под председательством В. Путина прошло заседание Совета при Президенте РФ по русскому языку, на котором были приняты рекомендательные предложения по его приоритетному развитию в национальных республиках. Эти решения негативно повлияли на развитие национальных языков в школах, а усилия по продвижению русского языка, напротив, существенно возросли. Тезис о добровольном изучении национальных языков был широко разрекламирован в СМИ, что оказало существенное влияние на формирование общественного мнения и, как следствие, — на языковую политику на местах: количество часов на изучение коми-языка и предметов на коми-языке в школах существенно сократилось уже в 2018 году.

Борьба за суверенитет #

Важной чертой Российской империи было то, что большая часть включаемых в ее состав народов все-таки физически не уничтожалась полностью, как это часто бывало в истории цивилизации, а оставалась на местах традиционного этнического расселения и ассимилировалась. Иногда этнические особенности учитывались при выработке тех или иных государственных мероприятий. Однако тон задавала государственная и социальная политика, имеющая свои собственные интересы и мотивации.

В XX веке революционные потрясения сопровождались событиями, которые изменили положение отдельных народов России. Коми-народ выступил субъектом нового этапа национально-государственного строительства — была создана его автономия, впоследствии преобразованная в республику.

История строительства первой на территории Коми края железной дороги имеет непосредственное отношение как к внутренней колонизации (прежде всего, в качестве ее основного инфраструктурного инструмента), так и к истории ГУЛАГа.

В начале XX века были выдвинуты проекты нескольких железных дорог, которые должны были пройти по ее территории. Однако до революции железнодорожное строительство на территории Коми-края так и не было начато. В докладной записке облплана, составленной в 1925 году, отмечалось, что за несколько лет до этого, в связи с прекращением доступа к бакинской нефти, возникла идея строительства магистрали Москва-Ухта, чтобы обеспечить логистику перекачки нефти из Ухты в центр страны.

Осуществить гигантскую стройку силами одной только Коми-области было невозможно из-за недостатка своей рабочей силы. Ее дал ГУЛАГ. Железная дорога Пинюг-Сыктывкар стала первой железной дорогой в СССР, которую строили заключенные. Однако 15 декабря 1931 года железную дорогу Пинюг-Сыктывкар законсервировали, ГУЛАГ вывез с места стройки рабочую силу, оборудование и продовольствие. Уложенные рельсы были демонтированы и отправлены на строящуюся Мурманскую железную дорогу, разобраны фермы недостроенного моста через реку Лузу. Прокурор Коми АССР Иван Федченко в 1937 году заявил, что строительство железной дороги в Коми было начато по «вредительским установкам» и вообще экономически не обосновано. Целесообразным же представлялось сооружение железнодорожной магистрали через Княжпогост. Сейчас более известна построенная в годы войны Северо-Печорская магистраль, соединившая Москву с нефтяной Ухтой и угольной Воркутой через Котлас-Княжпогост. Южные районы и столица региона Сыктывкар такими богатствами не обладали и метрополию не интересовали. Колонизация же вместе с ГУЛАГом переместились в так называемые малолюдные места, на Север, дав начало его «освоению» путем строительства шахт, обустройства месторождений и городов — таких, как Воркута и Инта.

Северо-Печорская (или просто Северная, как ее стали называть после войны) магистраль во второй половине 1940-х годов протянулась за Уральские горы до реки Обь. Работавшие на строительстве дороги Чум—Лабытнанги заключенные Обского лагеря летом 1948 года взбунтовались и предприняли попытку захвата Воркуты. Для отражения наступления на город были использованы авиация, танки и истребительные отряды, уничтожившие часть повстанцев в районе Чум—Сейда²⁴.

Колониальная политика СССР сопровождалась переделом границ национальных регионов. Задача поставить под контроль национальные регионы достигалась двумя одновременно осуществляемыми стратегическими действиями: экономическим объединением и политическим разъединением. Достаточно вспомнить перипетии с попыткой объединить республику с Коми-Пермяцким округом. В итоге политически разъединили, а округ экономически присоединили к нынешнему Пермскому краю. В 1920–1930-е годы создавали «Северный край», при Хрущеве создавали совнархозы — экономически объединили республику с Архангельской областью с центром в Архангельске.

В разные исторические периоды в национально-государственном строительстве преобладала то политическая, то экономическая или административно-управленческая целесообразность. Тем не менее, национальная государственность коми имела, пусть не определяющий, но достаточно значительный потенциал для этнического развития народа. Преимущественное развитие получил культурно-этнический фактор. Благодаря этому коми-народ пережил все тяготы преобразований по-советски — коллективизацию, индустриализацию, а затем и захлестнувшую всю страну волну политических репрессий сталинских времен. Как известно, в годы политических репрессий 1920–1930-х годов по так называемому «делу СОФИН» и другим сфабрикованным делам разрушительные потери понесла национальная элита большинства финно-угорских народов России — карелов, коми, мари, мордвы, удмуртов и вепсов²⁵.

После распада СССР на первоначальном этапе регионализм в России был связан с борьбой национальных республик за суверенитет. Так, 29 августа 1990 года была принята Декларация Верховного Совета Коми ССР «О государственном суверенитете Коми Советской Социалистической Республики»²⁶. В январе 1991 года I съезд коми народа, в своей резолюции «О государственном суверенитет Коми ССР»²⁷ пошел еще дальше: говорилось об источнике, носителе и выразителе национально-государственного устройства, а также о республике как субъекте правовых договорных отношений с СССР и РСФСР, и даже о собственном гражданстве.

Республика Коми также подписала Договор «О разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти Республики Коми»²⁸, а также другие документы, которые формально должны были завершить этап колонизации и означать переход от империи к действительно федеративному государству. Характерной чертой 90-х годов является развитие этнополитических движений: национальные движения стали организующей силой этнической мобилизации. В финно-угорских регионах России они сразу вышли на очень высокий организационный уровень. Сначала общественные движения оформились на региональном уровне — «Удмурт кенеш», «Марий ушем», «Съезд коми народа», «Съезд карельского народа» и другие. Уже в мае 1992 года в Ижевске состоялся первый всероссийский съезд финно-угорских народов, на котором была учреждена Ассоциация финно-угорских народов России. В декабре того же года в Сыктывкаре прошел первый Всемирный конгресс финно-угорских народов.

В начале 1990-х годов и вплоть до их окончания, когда значительная доля налогов оставалась в субъектах федерации, в общественном мнении жителей Республики Коми сложился взгляд, в том числе сформированный на основании данных социологических опросов, что она одна из самых «богатых» республик. Более того, многие чиновники уходили работать из федеральных бюрократических структур в республиканские, так как в них зарплата была выше. Республика Коми была сырьевой, а соседняя Кировская область — в основном сельскохозяйственной.

Однако уже в середине 1990-х годов усилиями федерального центра этот процесс начал приостанавливаться и затем сворачиваться, — прежде всего это было связано с попытками Москвы ограничить экономический суверенитет регионов. В конце 1990-х, а особенно в начале двухтысячных существенно изменилось финансовое положение республики: в силу ряда изменений в налоговой системе, добыча и обработка сырья республики перешли к федеральной власти и крупным компаниям (например, к «Лукойлу»). При этом вся социальная сфера осталась в собственности субъектов и муниципалитетов. В результате люди стали переезжать на постоянное место жительства в центральные и южные районы страны.

С начала 2000-х угроза ликвидации автономии стала ощущаться ещё более остро. Стартовавший тогда политический процесс укрупнения регионов в России привнес, по меньшей мере, напряженность в среду национальных элит коми. В этот процесс был включен весь Коми-Пермяцкий автономный округ. По результатам так называемого референдума, проведенного в 2003 году, округ вошел в состав нового, укрупненного субъекта федерации — Пермского края. С 1 декабря 2005 года Коми-Пермяцкий округ существует как особая административно-территориальная единица — автономный округ без статуса субъекта федерации с присущими ему органами исполнительной и представительной власти. В официальном дискурсе это объяснялось тем, что регион не «дорос» до самостоятельного развития и не может обеспечить себя «экономически». Разумеется, историческая идея единого государственного образования для всего коми-народа не рассматривалась даже гипотетически.

Обыватель, живущий в республике, слишком далек от «федерального округа», а о таком образовании, как Северный экономический район, вообще не имеет никакого представления. Даже чиновники о таком «образовании», тем более о каком-то реальном субъекте, не слышали. Формально известно только то, что «Северный крупный экономический район был образован в 1982 году в результате разделения бывшего Северо-Западного района»²⁹. Однако этот проект испарился вместе с исчезновением СССР, и тогда вместо него придумали Северо-Западный федеральный округ. При этом, в отличие от советских времён, в постсоветское время округ уже не выполняет никаких экономических функций для региона, но предназначен исключительно для контроля из центра (Москва). Это территориально-административное образование является своего рода дополнительной контролирующей инстанцией, которая необходима в условиях, когда империя не в состоянии допустить самостоятельное взаимодействие экономических субъектов. В результате даже логистика на уровне региона функционирует не напрямую, но преимущественно через «города-метрополии» (Москва, Санкт-Петербург). Таким образом, идеи экономических районов, всякого рода округов существовали и до сих пор существуют лишь в колониальном воображении имперских чиновников.

Время глубинных потрясений и социальных реформ, в конечном счете, поставило собственно этнические проблемы на одно из последних мест в ряду индикаторов тревожности населения. По результатам социологического мониторинга «Как живешь, Россия?», индикатор «обострение межнациональных отношений» в 2003 и 2005 годах вышел на последнее место среди 15 других показателей — его отметили лишь 8% респондентов³⁰. Эта тенденция сохраняется и поныне, что является очередным объективным подтверждением «увода» реальных проблем внутреннего колониализма в сферу по-советски понятого «национального вопроса». При этом новацией постсоветского времени стало то, что «национальное» стало интерпретироваться как опасный ресурс сопротивления «русскому миру».

Социально-экономические последствия колонизации коми-народа #

Созданный еще в 1982 году Северный экономический район до сих пор существует в РФ. Он занимает выгодное экономико-географическое положение, соседствуя с индустриально развитыми районами России и европейскими странами, и является крупнейшим по территории и наименее заселенным районом в европейской части Российской Федерации: плотность его населения — от 0,3 чел. на 1 кв. км.

Важной особенностью этого района является формирование на его территории Тимано-Печорского территориально-производственного комплекса (ТПК) — крупнейшей топливно-энергетической базы европейской части России. Кроме того, эта территория богата сырьевыми ресурсами: прежде всего, нефтью, природным газом, каменным углем. На территории Республики Коми имеются также значительные запасы титанового сырья, железных и медных руд, редких металлов, бокситов, фосфатов, каменной и калийной солей³¹.Таким образом, в Республике Коми есть все ресурсные и материальные возможности для нормального развития.

Однако, несмотря на это, в ней сохраняется низкий жизненный уровень, который определяет низкую рождаемость и высокую смертность. Такое положение провоцирует эмиграцию населения в более благополучные регионы. Это, в свою очередь, стимулирует ассимиляцию и без того чрезвычайно дисперсно расселенного коми этноса. У коми-народа, уже живущего преимущественно в инонациональной и иноязыковой среде, все это, в конечном итоге, проявляется в сбоях межпоколенной трансмиссии национально-культурной традиции и национальной идентичности.

Одна из главных причин этого процесса кроется в социальном расслоении и сложившейся социальной модели, в том числе экономической стратификации страны в целом. Под стратой мы понимаем социальный слой людей, имеющих сходные объективные показатели, например, по уровню образования, властных полномочий, престижа, дохода и так далее (П. А. Сорокин). Страты идентифицируются в рамках иерархической системы социальной стратификации и социальных статусных позиций. Экономическая стратификация — разделение общества или общности на основании «жизненных возможностей» и «экономических преимуществ».

Так называемая «экономическая провинциальность», наряду со статистическими данными, проявляется в исследованиях самооценки респондентами своего благосостояния. Как показывают опросы профиль экономической стратификации (по самооценкам) существенно не менялся за примерно последние пятнадцать лет³². По первым двум индикаторам, которые отражают уровень бедности (денег не хватает даже на питание или на питание денег хватает, но не хватает на покупку одежды и обуви), в совокупности с 2015 года данные позиции остаются примерно на одном уровне — примерно в пределах 30–33%.

Нижний слой среднего класса (когда на покупку одежды и обуви денег хватает, но не хватает на покупку крупной бытовой техники) составил 45,5% в 2022 году. В среднем за весь период мониторинга его доля в среднем составила 40–43%. Эта группа населения в своем материальном положении очень близка к первой. Средств им хватает лишь на удовлетворение минимальных потребностей — невозможно отнести их к «среднему классу», как это делают некоторые эксперты и правительственные чиновники. В 2022 году в республике произошло перетекание первой группы (нищих и бедных) во вторую, которые в совокупности и составляют основную часть населения — живущую, в лучшем случае, «от зарплаты до зарплаты». Все эти три группы и составляют экономическую основу «благополучия» населения — порядка 70–75%. Если к этому присовокупить их практически полную зависимость от бюджетов разного уровня и государственных предприятий, то становится понятной та податливость, приспособляемость и пассивная жизненная позиция большинства населения, которую все любят критиковать. В такой среде превалирует страх потерять даже то минимальное, что есть, а также необходимость постоянно погашать долги, включая кредиты.

Средний слой «среднего класса» — это те, у которых денег хватает на покупку крупной бытовой техники, но они не могут купить новую машину — составляет в среднем от 12 до 17%. Наконец, верхний слой — от 6 до 10% населения — составляет ядро среднего класса.

Исходя из всего вышеозначенного понятно, что реальный средний класс в республике в лучшем случае составляет порядка 27%. Эти данные явно противоречат пропагандистским лозунгам, что в России «средний класс» составляет «порядка 70%, что соответствует показателям развитых стран мира»³³. Согласно результатам исследований, к группе богатых, то есть тех, которые не испытывают никаких материальных затруднений, ожидаемо относятся от 1,5 до 3% населения республики.

У коми-народа средний класс составляет порядка 19%, и эта доля не изменилась за примерно последние пять лет, тогда как у русских, проживающих в Республике Коми, в 2020 году (17%) этот показатель упал по сравнению с 2016 годом (22%). Однако заметной разницы между двумя национальными группами не фиксировалось. Таким образом, структура материального обеспечения у коми, русских и представителей других национальностей на протяжении нескольких лет была достаточно стабильной, а разница между материальным положением коми и русских незначительна. Если в 2007 году³⁴ среди коми на уровне бедности находилось 46% респондентов, то у русских — 35%. За последние годы диспропорция в денежных доходах коми и русских уменьшалась и имела тенденцию к сближению.

В 2022 году контрольный вопрос относительно примерного среднемесячного дохода на одного члена семьи (индивидуальный семейный доход) в целом подтвердил данные о материальном состоянии семей (домохозяйств). 30–33% семей имели доход ниже прожиточного минимума на члена домохозяйства (нуждающиеся). От 15 тыс. до 30 тыс. рублей на одного члена семьи имели от 57 до 66% домохозяйств. Свыше 30 тыс. рублей имели порядка 16–17% опрошенных.

В этническом разрезе результаты опроса по уровню доходов несколько корректируют полученные результаты по вопросу об оценке материального благосостояния. Практически нет разницы между коми и русскими респондентами, оказавшимися в малообеспеченной группе: 32% коми и 29,5% русских. Небольшая разница между этническими группами выявляется в категории доходов на одного человека от 15 до 30 тыс. руб.: среди коми — 60%, среди русских — 66%. Однако разница увеличивается в категории дохода на одного человека свыше 30 тыс. рублей: 8% опрошенных среди коми, 14% — среди русских и 23,5% среди других национальностей. При этом с 2016 года среди коми эта категория увеличилась в два раза, а среди русских — почти в три раза.

С 2016 года прослеживалось также уменьшение доли домохозяйств, доходы в которых на одного члена семьи составляли сумму ниже прожиточного минимума. С другой стороны, увеличилась доля тех, доходы которых были выше 15 тыс. рублей. У некоторых категорий работающих увеличивалась заработная плата, а также происходили социальные выплаты пенсионерам, семьям с детьми и др. Однако эти повышения не компенсировали реального повышения цен, прежде всего на продуктовую корзину.

Таким образом, на уровне экономической политики мы констатируем общий колониальный подход к региону как ресурсу, из которого центр (Москва) извлекает ренту, беспощадно используя все имеющиеся средства, но не видим целенаправленных дискриминационных мер в отношении представителей коми-народа.

Демографические последствия колонизации коми-народа #

Колониальная экономическая модель тесно связана с демографическими процессами, миграцией, численностью населения республики и ее национальным составом. Миграционные процессы в этой парадигме зависят от экономического состояния региона. Например, если в 1970 году в республике проживало около 965 тысяч человек, а в 1989 — около 1 миллиона 251 тысячи³⁵, то по предварительной оценке численности населения на 1 января 2023 года в Республике Коми проживало лишь 726 тысяч человек³⁶. В целом, как показывают данные лонгитюдных исследований, численность населения республики падала из года в год примерно на 10 тысяч человек.

При этом, согласно переписи населения 2021 года, численность всего населения России увеличилась. Росстат опубликовал предварительную оценку численности населения страны без учета данных переписи в 145,5 млн человек. Перепись показала, что в России проживает 147 млн человек³⁷. Однако в Республике Коми была зафиксирована противоположная динамика. По оценкам территориального органа Федеральной службы государственной статистики, численность постоянного населения республики на 1 января 2020 года составляла 820 473 человека, а уже на 1 января 2021 года — 813 590 человек. Таким образом, лишь за год убыль населения в Республике Коми составила 6883 человека. При этом численный состав населения уменьшился во всех муниципалитетах республики, кроме Усинского, который является хабом нефтедобывающей промышленности не только республики, но и всего Северо-Запада России.

По данным муниципальной статистики, в 2022 году численность населения составляла 803,5 тыс. человек. Во время переписи населения случился весьма показательный казус — по официальным же данным, но уже с учетом переписи населения на 1 января 2022 года в республике числилось лишь 734,4 тыс. человек³⁸. Таким образом, сверхпотери населения республики составили примерно 65 тысяч человек за период январь-сентябрь 2021 года³⁹. Анализ переписи и демографических данных последних лет по муниципальным образованиям подтверждает тренды предыдущих лет, и, как показывает социологический анализ, они имеют свою региональную специфику (за исключением метрополий). При этом выше среднереспубликанского значения стабильная убыль населения наблюдалась в городах Воркута и Ухта (бывших центрах ГУЛАГ) и в Корткеросском и Усть-Куломском (с преобладанием коми населения) районах.

Как известно, убыль населения обусловлена целым рядом взаимосвязанных факторов. Среди них значительную роль играют экономические и социальные факторы: в подавляющем большинстве случаев отъезд из вышеперечисленных городов республики связан с отсутствием работы и перспектив карьерного роста и самореализации. Ресурсная экономика, особенно в период упадка, как это видно на примере угледобывающей отрасли, не нуждается в дополнительной рабочей силе, а сервисная экономика, соответственно, не развивается в силу отсутствия спроса обедневших граждан. В этом контексте показательна судьба двух городов: Воркуты и Ухты. В Воркуте процессы депопуляции происходят уже давно, а в Ухте они только начинаются. Поскольку ресурсный потенциал стал иссякать раньше, а переработка нефти достигла наивысшей точки, нет необходимости строить что-то для промышленников: гораздо легче транспортировать рабочую силу из других мест на уже имеющиеся мощности. В силу этих причин социальный потенциал также начинает убывать. Таким образом, Ухту ждет такая же социально-экономическая перспектива, что и Воркуту. В целом учёные предупреждают: по мере технологического старения будет уменьшаться и стареть население, а на республику ляжет тяжёлое бремя социальной поддержки стареющего населения.

Ситуация с сельскими районами несколько другая, хотя экономическая составляющая имеет тот же самый — долговременный и системный — характер. В советское время экономически села поддерживались при помощи такого института как совхозы (на территории республики). В постсоветское время этот институт был разрушен и сектор держался на дотациях. Однако если в 90-е годы было возможно перераспределение бюджетных доходов, то в 2000-е в связи с изменением межбюджетных отношений «кормовая база» была существенно сокращена и перешла в руки федерального центра. Когда же закончились дотации, не стало необходимости в таком количестве рабочих рук, а продукты питания стали закупать за счет доходов от нефти и газа. В результате сельское хозяйство начало приходить в упадок. Фермерство не развилось из-за технологической отсталости, соответственно появилась сельская безработица, лишние люди и сопутствующие социальные проблемы (алкоголизм, ранняя смертность, суициды и проч.). Второй важный сектор — лесная промышленность — также подвергся существенному сокращению как по производственным мощностям, так и по численности занятых в отрасли. В последние 3 года ситуация стала еще более тяжёлой в связи с западными санкциями, так как лесная продукция Северо-Запада шла в основном на европейские рынки.

Многослойность и волатильность идентичности населения Республики Коми #

В контексте внутренней миграции и внутренней колонизации не менее важным является вопрос о самодентификации граждан РФ, проживающих в Республике Коми.

Прежде всего, стоит отметить, что за время существования автономных образований в системе советского и затем постсоветского российского федерализма сложилась многоуровневая и многослойная идентичность проживающего в них населения: общероссийская, региональная и этническая (групповая). Региональная имеет самые неопределенные очертания, она в большой степени вариативна, подвержена флуктуациям, то есть случайной или нарочитой изменчивости, влиянию политических и экономических факторов. В эту систему идентичности все настойчивее вторгаются корпоративные интересы крупных экономических структур. Между тем, есть все основания полагать, что присутствие коренного населения с присущими ему особенностями традиционной культуры, языка, этнической истории вносит значительный вклад в формирование региональной идентичности. Длительное существование автономных образований имело свою положительную конститутивную функцию — они способствовали формированию национальной идентичности: административные автономные образования — республики и округа — играют роль этнических центров, концентрирующих коренные народы в пределах территорий традиционного проживания. Так, несмотря на то, что в Республике Коми удельный вес лиц коренной национальности уменьшался (с 1939 по 2002 годы почти втрое), в целом автономия сыграла важнейшую роль в этнополитическом и социальном развитии коми-народа.

Стоит также иметь в виду, что самоидентификация — это не данность, но динамичный процесс, в ходе которого изменяются способы и доминанты самоидентификации. На этот процесс влияют внешние факторы и более широкий контекст: ситуация в регионе и стране в целом. Любой кризис, будь то политический или экономический, может поменять тренды самоидентификации. Наглядным примером здесь является кризис конца 1980-х — начала 1990-х годов: микроперепись 1994 года дала значительный рост количества людей, которые самоопределились как национальные меньшинства. Закономерно, что в кризисные, тяжелые времена люди в большей степени идентифицируют себя с более ближним своим кругом, например, с семьей или конкретным народом (национальностью, этносом). И наоборот, в кризисные времена уменьшается количество людей, идентифицирующих себя со страной и государством.

Два вышеозначенных обстоятельства являются причиной более сложных и динамично развивающихся процессов самодентификации, чем это представлено в официальном дискурсе (масс-медиа, образовании, нормативных документах и др.). Жители Республики Коми, как и многих других субъектов федерации, имеют многоуровневую идентичность. При этом, по сравнению с исследованием 2013 года, в 2015–2016 годах произошел сдвиг в пользу российской идентичности за счет уменьшения тех, кто считал себя жителем Республики Коми. Если в 2013 году 34% респондентов считали себя в первую очередь россиянами, а 37% — жителями Республики Коми, то в 2020 году 39% опрошенных считали себя в первую очередь россиянами и лишь 26,1% — жителями республики. Вместе с тем, в последние три-четыре года ненамного, но произошел сдвиг в пользу территориальной идентичности в целом (жители республики, города, района, населенного пункта). Территориальная идентичность в 2020 году в совокупности составила почти 58% и превосходила российскую (гражданскую) более чем на 19%.

Сегодня большинство коми-респондентов по-прежнему ощущают себя в первую очередь жителями Республики Коми (более 50%). Во вторую очередь коми-народ определяет себя как россиян (21%) и лишь в третью — как жителя населенного пункта (села, поселка) (19%). Среди русских респондентов больше всего тех, кто считает себя в первую очередь россиянами (более 46%), на втором месте — «жителем Республики Коми» (около 22%), на третьем месте — «жителем района, города» (более 18%). Таким образом, сохраняется тенденция, согласно которой коми и русские «зеркально» противоположно выбирают альтернативы: русские чаще выбирают позицию «россиянин», коми — «житель Республики Коми».

В результате демографических, а также ассимиляционных процессов в республике значительная часть населения, особенно в столице, где проживают преимущественно выходцы из сельской местности, находится в состоянии маргинальности. В маргинальной ситуации оказываются так называемые «культурные гибриды» (Р. Парк), балансирующие между доминирующей в обществе группой, которая полностью никогда их не принимает, и группой, из которой они выделились. Некоторые исследователи относят к национальным маргиналам и тех людей, которые по признаку родного языка находятся в составе иной группы, чем их родители⁴⁰. В России подчас бытует мнение, что «маргинализированные националы», утратившие связь со своей национальностью, навязывают обществу свое видение национальных проблем. Более того, многие считают ассимиляцию прогрессивным процессом, теоретически обосновывают нарушение системы федеративных отношений, недооценивают значимость национально-культурной автономии и ратуют за развитие одностороннего национально-русского билингвизма.

Как известно, идентичность формируется в ходе развития личности через внутренние потребности и социальное давление. Если новые социальные структуры и отношения больше не соответствуют ранее сформировавшейся идентичности, то развитие может происходить в двух направлениях. Первое направление определяется тем, что начинает действовать защитный механизм, который выражается в желании сохранить старые социальные условия и прежнюю идентичность. Второе направление связано с процессом приспособления к новым условиям, которое выражается в психической потребности свыкнуться с изменившейся средой, в результате чего происходит смена идентичности⁴¹. Данные социологических исследований говорят о том, что главным фактором снижения численности коми-народа является смена национальной идентичности и ассимиляционные процессы.

Ассимиляцию мы понимаем как процесс, в ходе которого меньшинство, принимая ценности, нормы поведения и культуру большинства, в конечном счете поглощается им. Однако этот процесс может повлиять на обе группы⁴². Нередко термин «ассимиляция» используется в другом значении и обозначает особую политику доминирующей национальной группы в отношении этнических меньшинств. Это политика искусственного подавления их традиционной культуры и создания таких общественных условий, при которых участие меньшинств в институциональных структурах доминирующей группы провоцирует принятие культурных эталонов большинства. Ассимиляция — один из существенных инструментов реализации политики внутреннего колониализма. Она может проходить спонтанно и в этом контексте рассматриваться как один из типов процесса аккультурации, точнее, как итог этого процесса⁴³.

При этом под аккультурацией мы подразумеваем процесс, в ходе которого контакты между различными культурными группами приводят к приобретению одной из них новых образцов культуры, или, возможно, обеими группами — вместе с полным или частичным восприятием другой культуры⁴⁴. Аккультурация может происходить при двух типах условий (Линтон, 1940). Первое условие — обоюдное свободное заимствование элементов контактирующих культур, протекающее в отсутствие военно-политического господства одной группы над другой. Второе условие — направляемое культурное изменение, при котором доминирующая в военном или политическом отношении группа проводит политику насильственной культурной ассимиляции меньшинства. Аккультурация также является инструментом политики внутреннего колониализма.

Однако в современном мире практическое отождествление аккультурации и ассимиляции уступило место более широкому пониманию «аккультурации». Под аккультурацией подразумевается процесс взаимодействия культур, в ходе которого происходит их изменение через усвоение новых элементов, образование в результате смешения различных культурных традиций принципиально нового культурного синтеза⁴⁵. Правда, рассматривая национальную идентичность того или иного народа, корректнее вести речь о процессе «аккомодации». Ведь термин «аккультурация» больше применим к таким процессам, как смена языковых предпочтений. Аккомодация же — это более общий процесс, в ходе которого этнические группы приспосабливаются друг к другу и сосуществуют без потребности изменять основные различия и без конфликтов⁴⁶. В целом можно было бы сказать, что в 90-е годы прошлого столетия в Республике Коми начался процесс аккомодации, который с сопротивлением, но продолжается и по сегодняшний день.

К вопросу об антагонизации народов России #

Одновременно в официальном дискурсе часто можно услышать упрёк в адрес национальных активистов и оппозиционных политиков, поддерживающих идею реальной (а не только декларативной) федерализации России: якобы все они «разжигают национальную рознь», «сталкивают народы России друг с другом» и тем самым создают социальную напряжённость в обществе, угрожающую распадом РФ и развязыванием «войны всех против всех». Однако на деле ключевым триггером деструктивных антагонизирующих процессов является неуклюжая национальная государственная политика, опирающаяся на грубые и примитивные методы колонизации коренных народов. При этом умонастроения самих граждан в регионах, скорее, демонстрируют склонность к гораздо более толерантной и сдержанной позиции, являясь своего рода дампфером, смягчающим ригоризм властей, с одной стороны, и гражданских активистов, с другой.

Согласно данным социологических опросов, значительное число респондентов считает, что власти субъектов федерации должны прислушиваться и учитывать мнение коренных народов при принятии важнейших решений, причем по всем важным вопросам жизнедеятельности, а не только по вопросам культуры и языка. Структура мнений по упомянутой проблематике несколько отличается, если рассматривать ее с точки зрения национальной принадлежности. Хотя и незначительно, но все же больше представителей некоренной национальности считают, что власти не должны прислушиваться и учитывать мнение коренных народов при принятии важнейших решений. Еще большее количество считает, что дело может ограничиться лишь вопросами сохранения и развития языка и культуры. Структура же ответов коми-респондентов практически однозначна. Таким образом, в разнице ответов отражается мнение представителей «имперской нации» и «нации колонизируемой».

Ещё более резкие и отчётливые различия мы видим в ответах на вопросы о политических и экономических правах и свободах. В целом все данные говорят о том, что жители республики, независимо от национальности, понимают важность учета интересов коренного народа, как и то, что в целом это не противоречит интересам остальных жителей. Наиболее яркий пример — бурные, судьбоносные в политическом отношении 90-е годы минувшего столетия, когда коренные народы отстояли права на участие в принятии решений на региональном уровне. Эти права были закреплены законодательно в виде отдельных статей Конституции, закона о государственных языках, об образовании и культуре. Примечательно, что тогда это не вызвало этнической конфронтации, более того — новые правила в последующем закрепились как справедливая и общепринятая политическая практика.

Жители Республики Коми отличаются также очень высокой степенью толерантности к представителям не «своих» народов. Степень межнациональной толерантности даже выше, чем оценки собственно межнациональных отношений. Так, в среднем около 10% представителей коми-народа лично испытывают раздражение или неприязнь к представителям других национальностей. Съезды коми-народа стали в том числе и институтом межэтнической консолидации. Следует подчеркнуть, что в работе съездов, конференций, сходов коми-народа представители других национальностей не только принимают участие в их работе (так как они стали инструментом непосредственного социально-политического взаимодействия с соответствующими органами власти и управления), но и могут быть избраны в их руководящие органы.

По результатам исследований подавляющему большинству респондентов в целом нравилась республика и их город или поселение. Жители, их характер и менталитет в среднем нравятся более чем 93% респондентов, что в целом говорит о спокойной, доброжелательной атмосфере между жителями республики, в том числе в межнациональных отношениях. Близка к вышеприведенной и другая характеристика: уникальность, непохожесть на другие регионы, символы и традиции в целом нравятся примерно 90% опрошенных. Несколько ниже рейтинг такой характеристики, как историческая роль, известность и статус в масштабах страны — примерно 76%. Примечательно, что в группу, которой в большей степени не нравится эта характеристика, входят настоящие и бывшие «нефтегазовые муниципалитеты».

Вместе с тем, в республике нарастает так называемая «новая конфликтность», которая порождает провоцирующие факторы, способные вызвать негативные реакции и на национальной, этнической почве. Примечательно, что эти факторы, как правило, имеют своё происхождение в метрополии, точнее, их источником является неуклюжая и недальновидная имперская бюрократия. Такими факторами латентной конфликтности являются социальные контрасты между богатыми и бедными, особенно в регионах с развитыми добывающими производствами. Чреват конфликтами и низкий социальный статус сельского труженика по сравнению с городским жителем, что накладывает отпечаток на всю этническую общность, так как значительная часть коми-народа проживает в сельской местности.

Среди национально-культурных проблем наиболее часто и эмоционально обсуждаются вопросы сохранения и развития языков. Это главный, простой и близкий для людей показатель национального развития. Чаще всего затрагиваются проблемы изучения родных языков в школе и в целом в образовании. Исторически это обусловливается постоянными реформами федеральных стандартов образования, так называемой «оптимизацией» финансирования этой отрасли. При этом образование, особенно изучение языков, является инструментом государства по унификации и ассимиляции коми-народа. Из нынешней практики можно вспомнить так называемую школьную реформу преподавания языков, когда бюрократическими методами практически выдавили обучение детей языкам национальных меньшинств как родным. Это сильно сказалось на общей языковой политике. Похожее решение было принято и в конце 50-х годов при Хрущеве, что привело к значительной языковой ассимиляции многих меньшинств. Во многом постсоветская языковая политика основывается на советских традициях, когда на протяжении длительного времени в сознание русскоязычных членов сообщества властью вбивалась мысль о том, что достаточно знать лишь один язык. Более того, в советское время преобладала концепция, что если ребенок употребляет в реальной жизни хотя бы два языка, то это приводит к ментальным нарушениям в его развитии. И хотя современная наука и жизнь давно опровергли эту концепцию, у значительного числа граждан она остается в силе и подпитывает имперские нарративы: считается, что лучше изучать только один язык, — русский.

Между тем, с родным языком связаны самые важные права человека, касающиеся как его личного языка общения, так и языка народа. Это право на использование языка в разных сферах жизни, на его сохранение и развитие, право на межпоколенную передачу, качественное образование на родном языке, возможность равноправного изучения государственного языка и т. д.

Уменьшение количества желающих (для себя, а также для своих детей и внуков) владеть коми-языком происходило на протяжении всех последних лет на фоне общественных дискуссий по вопросу обязательности изучения коми-языка в школе. В результате уже к 2018 году изучение коми-языка было переведено на добровольную основу. Впервые в том году за период исследований с начала 2000-х годов количество русских, которые не видели необходимости, чтобы их потомки владели коми-языком, превысило половину опрошенных. Если в 2007 году больше 74% коми респондентов называли родным коми язык, то в 2020 году уже 67%. Как уже отмечалось ранее, к 2020–2021 годах родным коми язык назвали порядка 17–18% респондентов, русский — 80%, другие языки — 2,5% опрошенных. Коми язык как родной назвали в основном жители муниципалитетов с преобладающим коми населением.

Вместе с тем следует отметить, что уже в 2019 году произошел небольшой, но отскок благодаря деятельности Министерства образования республики по усилению мотивации к изучению коми-языка. Значительные усилия министерства в этом же направлении были предприняты и перед 2023–2024 учебным годом, но на данный момент о результатах говорить пока рано.

Однако, несмотря на все эти усилия, в целом в государственной языковой политике по-прежнему доминируют имперские установки аккультурации, когда статус национальных языков низводится до уровня факультативного предмета, а все решения по вопросам развития языка полностью зависят от установок центральной власти. Закон о государственных языках Республики Коми в части преподавания коми как государственного языка по сути не работает, так как поставлен в зависимость от желания или нежелания родителей отдавать детей в школы с коми-языком обучения. Фактически субъектность республики сведена до уровня национально-культурной автономии (даже в культурных и социальных вопросах), а республиканские законы не обязательны к исполнению. Между тем повседневная жизнь в России во многом зависит от подзаконных актов и решений властей на местах.

Обратной стороной Москва-центричной национальной образовательной и языковой политики является «выученная беспомощность» даже наиболее активных и неравнодушных граждан. При этом львиная доля сил у них уходит на призывы, просьбы и обращения к представителям центральной власти, и лишь незначительная часть сил — на попытки решить проблемы самостоятельно и с привлечением местных властей. Налицо безысходная ситуация отношений со-зависимости колонизаторов и жертв колонизации: некогда покорённые и колонизованные народы, лишённые имперским государством своих законных прав и свобод, сейчас обращаются к тому же государству с просьбами вернуть их законные права и свободы.

Такая ситуация благоприятствует интенсификации колониальной политики государством, которое использует все возможности для реализации своих целей. Поскольку проблематика изучения коми языка в школах свелась в последнее время к активности нескольких гражданских организаций, осмеливающихся возвышать свой голос перед государством, оказалось очень легко запугать и дискредитировать их в глазах представителей коренных народов. Этот процесс начался в 2010-е годы, когда в условиях накопившихся проблем народы стали более требовательными к своим общественным организациям, а сами организации, напротив, всё больше утрачивали свою самостоятельность. Законодательными и иными действиями власть перехватила их инициативы и стала замещать собой поле для гражданского активизма. Эмигрировавшие за рубеж гражданские активисты, неподконтрольные новообразованным ГОНГО, стали стигматизироваться статусом «иностранный агент», что практически вывело их из легального поля и дало основание для радикализации умонастроений.

За последние 10 лет государство практически уничтожило наиболее самостоятельные организации и создало вместо них более лояльные ГОНГО⁴⁷, посадив на руководящие должности в общественных организациях «своих людей». Такой была участь так называемых «общественных палат», Ассоциации финно-угорских народов России, а также ряда национальных общественных организаций. Все эти процессы негативно отразились на авторитете гражданских организаций в общественном мнении. Согласно опросам, за последние 10 лет существенно увеличилась доля тех, кто отвечает, что роль национальных общественных организаций «совсем не заметна» и, соответственно, уменьшилась доля респондентов, позитивно оценивающих деятельность этого института гражданского общества. Процесс замещения гражданских инициатив на ГОНГО стал ещё одним инструментом внутренней колонизации, который привёл к утрате авторитета национальных организаций внутри страны и усугубил бесправное положение коми-народа. Одновременно выведение гражданских инициатив за пределы легального поля и открытая конфронтация с наиболее яркими гражданскими активистами переводит отношения между ними и государством из модуса «сотрудничество» в модус «противостояние» и «противоборство».

Подводя итог рассмотрению вопроса об антагонизации народов России, отметим, что основной причиной роста социальной напряжённости является неуклюжая и недальновидная национальная государственная политика, нацеленная на колонизацию, ассимиляцию и аккультурацию коренных народов России. В определённом смысле эта политика может восприниматься и как симптом очередного этапа распада империи (если принять во внимание, что предыдущий этап начался со «смутного времени» конца 1980-х годов и получил заметную динамику в связи с поражением в «холодной войне»). Как бы то ни было, очевидно, что унаследованная от СССР колониальная система находится в затяжном кризисе, выход из которого так и не был найден за истекшие 30 постсоветских лет.

DOI: 10.55167/82afbc6d002b